— Не вини себя, — шепнул Ловчан. Он в который раз читал мысли. — Всё наоборот. Будь ты здесь, и вовсе не отбились бы.

— Я отряд оставил, — так же, шепотом, отвечал Розмич. — Значит, виноват.

— Нет, — отрезал собеседник. — Сами виноваты, чай не девочки. — Подумав, добавил: — От судьбы не уйдёшь.

— Какой ещё судьбы? — отмахнулся Розмич.

— От той… тёмной Мокоши… или светлой… И вообще, кто у нас волховать собирался?! Ладно! Постой!

Голос Ловчана стал ещё тише, но до костей пробирал не хуже железного скрежета.

— Сивый ещё три лета тому помереть должен был. Помнишь, лёд под ним проломился? Сколько тогда в студёнице побарахтался?

— И что?

— А то! Ты его полумёртвого вытащил, помнишь? А как рядом оказался, припоминаешь?

— Нет, — отозвался Розмич.

— Да ты случайно с дороги свернул. Говорил после — на красоты Алоди полюбоваться решил. И мы всё допытывались, какие там, к лешему, красоты?! Вспомнил?

— Нет.

— Вот ведь упрямец! А Сивый об этом до вчерашнего дня помнил!

— Да к чему ты клонишь? — спросил Розмич зло. Ловчан словно не слышал, продолжал:

— Горюня в прошлом походе с коня слетел, подпруга подвела. И разбился бы, если б ты с другого конца поля не примчался. Зачем примчался, спрашивали, а ты отбрехался, дескать, почуял, что там враги.

— Ну…

— Престу ни с того ни с сего под дых дал. Он плеваться начал, и тут выяснилось — в лёгких гниль какая-то. Когда просто дышал — ничего не видно, а как надорвал, гнильца и пошла. Благодаря этому знахари Преста и выходили. А кабы не ты — помер бы потихонечку.

Розмич не выдержал, вскипел:

— Да какого…

— А такого, — ничуть не смутился Ловчан. — Один ты не заметил, что Олег, на то он и вещий, с тобою отрядил только тех, кто по твоей милости на свете этом ещё бегает. Бегал.

Розмич будто пощёчину схлопотал. Замер. Ведь прав Ловчан. И про Сивого с Горюней, и про Преста. Про других тоже истории есть, одна другой дурнее. Сам-то Розмич об этом и не вспомнил бы.

— И меня… — за треском костра голос Ловчана стал едва различим.

— Когда это? — вытаращился Розмич.

— А совсем недавно. В Кореле. Живот у меня прихватило, помнишь? Я к кустам собрался, а тут ты. За плечо взял, и не пущаешь, и лабуду какую-то говоришь. Я рвусь, объясняю: мол, ещё немного, и обделаюсь, а ты своё. Да размеренно так, спокойно, я аж задремал малёк. И живот задремал, успокоился. А после ловушку там нашли, яму. Кабы дошёл до тех кустов — не вернулся бы. Я не воротился — с колом бы в заднице дни окончил.

Розмич слушал как заворожённый. После тряхнул головой и едва не врезал Ловчану по челюсти.

— Тьфу на тебя! Сказочник! — выпалил он, выхватывая у друга ковшик с бражкой. — Хлебаешь, как конь! И брешешь не хуже дворовой псины!

— Лучше уж так, — пробормотал неимоверно довольный собой Ловчан.

Он же первым затянул песню. Не шибко весёлую, но проникновенную. Ему подпели Вихруша с Милятом.

Побывавшие в плену дружинники тоже чувствовали свою вину, но убиваться не спешили. Врагов слишком много было, отбивались как могли, себя не жалели. Если бы бьярмы скопом не навалились — ни по что бы не пленили. А когда на каждой руке по трое висит, никакая ярость не спасёт.

Ултен заметно повеселел, а когда в свой черёд отхлебнул из ковшика, огладил мокрую бороду и загорланил песню, путая родную речь и венедскую. Особенно сильно выходил у него припев, что-то вроде: «Только мы, только мы, мы с котом… по полю идём…»

— Это история, — пояснил кульдей. — О тяжкой доле монаха, уединившегося ради богословия в своей келье. Лишь белоснежный Пангур скрашивает монастырскую жизнь, но каждый из них существует сам по себе.

— Отменно! — восхитился Розмич.

— Одного я не понял, — встрял кормщик, — что такое этот «кот».

— Хм… — растерялся Ултен.

Розмич про котов знал не понаслышке. Дорогую заморскую диковину, усатого зверя о четырёх лапах и при одном длинном хвосте, он как-то видел на руках у княжеской дочери, Мэлисы. Это была пушистая, похожая на мелкую рысь зверюга, издающая при поглаживании булькающие звуки, точно множество пузырьков поднималось из глубокого омута.

— Хм… — нашёлся кульдей. — Ну вот представь, есть ёж, он колючий, и он ловит мышей. А есть вонючий хорь, он тоже их ловит. А это кот. Он мышей приносит… в постель.