Кроме Пума в детском доме жил ещё старый лохматый цепной пёс. Он был чёрный, громадный и сердитый. Самое удивительное в нём было имя: его звали Сверчок. Кто и когда придумал это неожиданное имя, было неизвестно.

— А я догадался! — закричал раз за обедом Сергушок и, подпрыгнув, опрокинул тарелку супа прямо на пол.

— Догадался, как за столом безобразничают? — хмуро спросила тётя Домна и вытащила из-под стола тряпку.

— Я не про то, — сконфузился Сергушок, — я нечаянно, тётя Домна, не сердись. Я про Сверчка догадался, почему его так зовут.

— Почему? — хором спросили ребята.

— Потому, что он… совсем на сверчка не похож! — выкрикнул Сергушок при общем смехе.

Так и решили, что ничего лучше не придумаешь.

А Сверчок сидел около своей будки сердитый и лохматый и косился на маленького белого щенка.

«Отвяжись!» — зловеще рычал он. А Пум забегал то с одной, то с другой стороны и норовил вцепиться в лохматый хвост.

«Рразорву!» — рычал Сверчок и делал вид, что бросается на Пума. Но тот твёрдо знал собачьи законы: большому псу кусать щенка не полагается. Он проворно падал на спину и весело болтал в воздухе лапками:

«А ну, цапни, если можешь!»

Сверчок постоит над ним и с сердитым рычанием лезет в будку: там уж нахальный Пумка не смел его тревожить.

Но беспокойному щенку этого было мало: он любил ребят, уважал тётю Домну и Анну Васильевну, дразнил Сверчка и Ваську, а настоящего товарища для возни на целый день у него всё-таки не было. Пете бегать с ним по двору было не под силу.

И вдруг… товарищ нашёлся.

— Мыши у нас завелись, Анна Васильевна, — пожаловалась как-то тётя Домна. — Это что ж такое? Сахар таскают, мешки грызут, а в мышеловку — ну вот никак не лезут.

— А Васька на что? — спросила Анна Васильевна.

— А сало на боках растить, другой ему заботы нет, — махнула рукой тётя Домна. — Вчера у него мышь под самым носом пробежала. Так он зажмурился, да и только.

Ребята насторожились.

— Анна Васильевна, — умоляющим голосом заговорила Валя. — Я тут котёнка одного видела. Беспризорный. Чёрный такой, лохматенький.

— Мало у вас зверей, — замахала руками Анна Васильевна. — От одного Пумки хлопот не оберёшься.

Но в голосе её не слышалось достаточной твёрдости, и девочки весело перемигнулись.

Через минуту в передней под вешалкой состоялось совещание.

— Он на соседний двор ходит, — торопливо шептала Валя, — в ящик мусорный. Его только подстеречь и сразу — шапкой.

— Сергушок, ты первый караулить будешь. Я с тётей Домной на базар пойду, а там отпрошусь. Ей самой котёнка хочется. Тебя сменю. Так и подстережём.

— Шапкой не надо, — возражал Сергушок, — ещё промахнёшься. Лучше в ящик еды всякой наложим. Он прыгнет, а мы его — крышкой.

Так и решили: в ящик натащили косточек и объедков, за ящиком спрятался очередной охотник.

— Придёт! — уверяла Валя. — Он голодный — страсть, только не пропустить.

Наконец дождались. Повезло толстенькому неуклюжему Коле. Он даже дышать перестал, когда чёрная пушистая кошечка прыгнула на ящик и сразу — в ящик, в глубину. Шапка не понадобилась: Коля прихлопнул ящик крышкой и со всех ног кинулся домой. На помощь примчался чуть не весь детский дом. Притащили мешок, откинули крышку. Коля неожиданно проворно всунулся в ящик головой.

— Держу! — крикнул он что есть силы. Через минуту вынырнул, прижимая к груди мешок, там что-то шевелилось и тоненько испуганно мяукало.

— Коля, дай мне подержать, — просила Валя. — Ведь это я, я… первая её придумала, право — я!

— Кошек не придумывают, а ловят, — задорно возражал Коля. — Ты думала, а я поймал. И всё!

Бьющийся мешок принесли в спальню девочек и осторожно открыли. Чёрная лохматая головёнка с золотыми глазами выглянула и замерла в ужасе: такая куча ребят уж наверно задумала недоброе…

Но тут бойкая Люба пробилась к мешку, проворно выхватила из него котёнка и поставила на подоконник.

Котёнок был так худ, что это чувствовалось даже сквозь лохматую шубку. А на подоконнике блюдечко. И в нём тёплое молоко. И пахнет… Разве выдержишь!

Через несколько минут пленник, согретый, накормленный и успокоенный, уже мурлыкал на руках сияющей Мани Арбузовой.

Анна Васильевна перенесла новое несчастье с покорностью.

— Пускай уж живёт, может, и вправду мышей ловить будет, — вздохнула она. А тётя Домна убеждённо добавила:

— Кошка-то мышеловка будет. Уж я знаю. По всему видно.

Пум волновался больше всех. Его не пускали в спальню, а теперь не пускают в кухню: тут пахнет тайной. Дело надо разведать.

И хитрый, как лиса, он притаился за шкафом около кухонной двери.