— А вот так! — пояснили они мне и крепко приложили металлической цепью от собачьего поводка по голове.

На несколько секунд я полностью отрубился, а когда с трудом вскарабкался на корточки, сфокусировав взгляд на непроницаемых лицах амбалов — как закрытые калитки — и на окружающей плывущей действительности, понял, что гордое звание кандидата в мастера спорта по боксу придется оправдывать не только в институтском спортзале на ринге с дешевым брезентовым покрытием.

И подоспевшие через пятнадцать минут дружинники поднимали с асфальтовой дорожки две жертвы юношеского сексуального томления — один убежал.

И девушка, кстати, тоже убежала.

Один из дружинников вдруг, подпрыгивая, пошел по аллейке прочь, странно оглядываясь на меня, прислонившегося к дереву неподалеку — я унимал кровь из сильно рассеченного цепью лба.

Остальные дружинники негромко переговаривались между собой, поглядывая на меня, вероятно, как я тогда подумал, потрясенные моей боксерской подготовкой. Я их тогда — дурак — скромно не замечал.

Через пару минут подошли уже настоящие милиционеры. Я, наивно полагая услышать слова восхищения моим спортивным мастерством, застенчиво улыбаясь, оторвался от дерева и шагнул им навстречу.

Но, вместо того чтобы произнести слова благодарности и пообещать золотые часы за доблесть, милиционеры повели себя странно — один из них зашел мне за спину, как бы страхуя своего сослуживца, который ловко надел на меня наручники и подмигнул зачем-то еще дружинникам».

Гарик вздохнул и с трудом подавил начавшуюся вдруг дрожь. Он поставил на угол стола пустую бутылку, открыл очередную и закурил.

«А потом началось совсем что-то нелепое, несуразное и страшное. Меня привели в опорный пункт милиции, находящийся в том же парке, позади пивного ларька, посадили в узкую камеру с одной стеной из сплошной решетки, где я просидел два часа в полном недоумении.

И только через два часа немолодая и дебеловатая тетенька, наложившая повязку на мою разбитую голову, объявила, что, в общем… ну, короче говоря, ты, парень, человека убил.

Я не знал тогда, что и думать, даже не понимал поначалу, что, собственно, происходит…

Это заявление в полной мере я осознал только спустя четыре месяца, проведенные мною в следственном изоляторе, на заседании суда, который в один день вынес приговор мне, Игорю Анатольевичу Парамонову, такого-то года рождения, ранее не судимому, — три года лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии общего режима…»

— Впрочем, как знать, — пробормотал Гарик, потушив докуренную сигарету в пепельнице. — Если бы не этот убитый, если бы не зона, то разве я стал бы тем, кем стал теперь? Вряд ли…

«Два с половиной года заключения прошли на удивление быстро. И ранней сырой весной, вечером, условно-досрочно освободившийся Игорь Анатольевич Парамонов, то бишь я, ехал в троллейбусе с майором МВД Герасименко. Нам было в одну сторону ехать домой.

— Ну и чем заняться думаешь? — вдруг спросил молчавший с самой остановки майор.

— Пойду в милицию работать, — неожиданно для себя объявил я и только потом понял, что это решение сложилось у меня уже давно. Еще во время отсидки, в камере, рассчитанной на пять человек, забитой пятнадцатью гнусными харями. Нет, наверное, это не было естественным моим желанием оказаться по ту сторону моего тогдашнего мира — проще было бы стать „смотрящим“ — стукачом в камере. Но тем не менее…

Герасименко тогда до странности заинтересованно посмотрел на меня, отвернулся к окну и до конца поездки никаких разговоров больше не заводил.

Я еще подумал, что мент счел мое заявление издевательством, но уже через два дня к моей сестре, к которой я пришел пожить — мать умерла на второй год моей отсидки, и квартиру продали, — позвонили из городского отделения Министерства внутренних дел и назначили мне день и час аудиенции…»

Гарик усмехнулся. Отхлебнул еще из бутылки и снова закурил.

«Больше удивленный, чем обрадованный, я пришел в отделение. Вот там-то мне и объяснили суть моей будущей работы и дали два дня на раздумье.

На следующий день я заявился в кабинет начальника рано утром, в самом-самом начале рабочего дня, и объявил свое согласие.

Так я стал работать под прикрытием…»

Гарик допил пиво.

— Еще? — спросила из-за прилавка официантка.

— Хватит, — отказался Гарик, но из-за стола не поднялся, задумчиво смолил свою сигаретку.

«Работающими под прикрытием на милицейском жаргоне назывались люди, внедряемые в различные преступные группировки под видом собственно преступников.