Уже уходя, Моцарт сказал мне: «Боже мой! У меня совсем нет концертов. Осталось всего два ученика. А мне, как никогда, нужны деньги. Я прошу вас, барон, если услышите, что кому-то нужен хороший учитель...»

Как я люблю его таким!.. Началось, началось его истинное одиночество... путь в бессмертие...

На днях исполнялись написанные Моцартом струнные квартеты. На исполнении одного из них я печально вздохнул, и сидевший рядом со мной влиятельный критик, естественно, это заметил. Сегодня утром Моцарт был у меня. Наш разговор был очень занятен.

МОЦАРТ. Боже мой, что они обо мне пишут! Что они пишут: «Жаль, что Моцарт столь жаждет стать новатором... На цыпочках долго не устоишь...»

Я. Вы обращаете внимание на эти писания недоумков?

МОЦАРТА вот что пишет обо мне дрянной итальяшка Сарти: «Эти варвары, немцы, лишенные всякого слуха, смеют предполагать, что они пишут музыку!» За этим говнюком, конечно, – Сальери.

(Замечу: издатели уже отказываются от его сочинений, и он все больше становится образцом не самого хорошего тона.)

МОЦАРТ. Вчера, барон, я объявил свою Академию. Я разослал подписные листы. Они вернулись пустыми. Точнее, на них было только одно имя.

Я. Одно? Но, согласитесь, оно стоит многих.

МОЦАРТ. Да, да. Ваше имя, дражайший барон. Боже мой, что бы я делал без вас.

Но его заботили деньги. И на лице его была мука. Я дал ему, но немного. И прибавил: «Я закончил вчера свою Одиннадцатую симфонию...»

Но он молча взял деньги и торопливо откланялся.

Таков характер этого человека!

Я вижусь с Моцартом редко. На Рождество 1786 года он уехал в Прагу, где, говорят, с великим успехом идет его «Фигаро». Чтобы поболее узнать о Моцарте, я отправился сегодня к его либреттисту ди Понте.

Я застал его дома. Он сочинял. На столе – бутылка токайского, открытая табакерка с испанским табаком. На коленях – юная красотка, которая

при моем появлении бросилась прочь из комнаты. Он хвастливо показал мне письма Моцарта. Вот их содержание:

«В Праге ни о чем другом не говорят, не играют, не поют, не танцуют, кроме нашего „Фигаро“! „Фигаро“ всюду! „Фигаро – здесь, Фигаро – там“. „Бесконечные балы... Ты, конечно, представляешь меня волочащимся за всеми красавицами? Представь – лучше плетущимся. У меня нет сил танцевать и любезничать, потому что я смертельно устал из-за своей работы, и к тому же ты знаешь мою застенчивость“.

Ди Понте сказал, что успех «Фигаро» блистательный – и директор Пражской оперы Бондини заплатил Моцарту сто дукатов за будущую оперу. Оказалось, либретто к этой опере и писал сейчас этот поэт и прощелыга. Помогая себе вином и красоткой! Будущая опера называется соответственно всей обстановке – «Дон Жуан»... Итак, опять? Опять – опера-буфф? И опять прежний Моцарт?

Сегодня беседовал с господином Ланге, мужем Алоизии, урожденной Вебер. Он рассказал, что Моцарт в Праге дописывает своего «Дон Жуана». По слухам, он живет в чьем-то имении. И в саду пишет оперу. Вокруг идет веселая попойка, играют в кегли... Рассказал о бесконечных певичках из местной оперы, которые охотно помогают Моцарту входить в образ Дон Жуана. Моцарт, Моцарт!.. Забавная деталь: Бондини вызвал в Прагу некоего итальянца Джакомо Казакову, который в молодости отличился большими удачами в охоте на женщин. И этот старый ловелас исправил Моцарту либретто «Дон Жуана». О, Боже!

В Праге – огромный успех «Дон Жуана». А у нас в Вене не торопятся. Все это время в опере исполняли «Тарара» Сальери. (Отмечу – с неизменным успехом.) И вот вчера – долгожданная премьера Моцарта.

Я пошел в театр, чтобы стать свидетелем: «Дон Жуан» провалился. Наши тупоголовые венцы ждали повторения «Фигаро». Они пришли поразвлечься веселыми похождениями наказанного небом ловеласа. Но «Дон Жуан» не слишком веселит. Это лихорадочное напряжение. Устрашающее неистовство музыки. И это явление Командора... Железный ритм... Дыхание предвечного... Я был не прав... Рождается новый Моцарт... Я счастлив.

Моцарт встретил провал, к моему изумлению, насмешливо. Он сказал только одну фразу: «Ну что ж, дадим им время разжевать».

Наконец-то мы увиделись с Моцартом. После пражских успехов император назначил его камер – музыкантом с обязанностью сочинять музыку для придворных маскарадов.

Наша беседа:

МОЦАРТ. Восемьсот флоринов за музыку для маскарадов. Слишком мало за то, что я мог бы сделать, и слишком много за то, что я буду делать.

Я. И все-таки – это радость. Я поздравляю вас с долгожданным зачислением на придворную службу.