Шрифт:
Покачав головой, Аэций провел ладонью по лицу.
— Ты, конечно же, прав, — признал он с усталой улыбкой. — И о чем я только думал? — Он похлопал Тита по плечу. — Спасибо тебе, Тит Валерий — ты настоящий Виктор при своем Юлиане [60] . «Благоприятное для себя место», говоришь. Наверное, это будет какая-нибудь большая плоская равнина, где его конные лучники смогут проявить все свое умение. — Полководец задумался, и на лбу у него появились глубокие морщины. — В этих краях есть одно только место, подходящее под это описание: Мавриакские — их еще называют Каталаунскими — поля, огромная равнина к югу от Дурокаталауна — это небольшой городок милях в пятидесяти к северо-востоку отсюда.
60
Виктор, один из полководцев Юлиана в персидской кампании, не побоялся навлечь на себя осуждение императора, мудро посоветовав тому не предпринимать необдуманное нападение на город Ктесифон.
Так оно и оказалось. В ночь на 19 июня стремительное отступление Аттилы замедлилось: его арьергард настигли передовые части вражеского войска, что вылилось в кровавую стычку между франками и гепидами. Пока, при свете луны, они выявляли победителя, Аэций, доверив контроль над ситуацией полководцам Эгидию и Мажориану [61] , выехал на предполагаемое место сражения — произвести рекогносцировку. Дело рискованное, но, решил Аэций, оправданное. Хотя он и намеревался объехать позиции гуннов стороной, опасность нарваться на один из вражеских пикетов все же существовала.
61
Император Запада с 457 по 461 г., когда был низложен и казнен.
Забрезживший рассвет явил его взору огромную и — на первый взгляд — абсолютно плоскую равнину, простирающуюся, в какую сторону ни глянь, до самого горизонта. Почва под ногами была твердой и сухой, а поднимавшееся в нескольких милях к югу громадное облако пыли позволяло сделать вывод, что именно там и находились гунны. Аэций упал духом. Мавриакские поля просто идеально подходили для маневров гуннской конницы, что давало Аттиле ощутимое преимущество над ведомой римлянами коалицией, чьи лошади были не столь выносливыми. Согласно полученным сообщениям численность гуннского войска достигала полумиллиона голов, что, безусловно, являлось преувеличением. Тем не менее даже по самым скромным подсчетам, Аттила располагал более чем ста тысячами воинов. Против которых Аэций мог выставить двадцать тысяч римлян, двадцать тысяч визиготов и, возможно, подобное же число вооруженных солдат от всех прочих союзников. Итого — шестьдесят тысяч, что в лучшем случае составляло чуть более половины от войска Аттилы.
Пав духом, Аэций осознал, что стоит перед суровым фактом: если он не сумеет найти способ, позволяющий уравнять силы, поражение союзников неизбежно. Затем, совершенно внезапно, он заметил нечто такое, что мгновенно подняло его настроение до небес. Епископ Аниан, несомненно, приписал бы увиденное им Провидению Божьему, непочтительно подумал Аэций. Криво усмехнувшись, он пришпорил коня и помчался к римским позициям.
В тайной комнате императорского дворца в Равенне Валентиниан, бледный и взволнованный, просматривал последние донесения из Галлии.
— Он давал нам слово, Гераклий, — закричал он дрожащим голосом стоявшему рядом весьма упитанному евнуху. — В своем письме Аттила уверял нас, что враждует лишь с соседями Рима, визиготами. А теперь мы узнаем, что против Аттилы выступили все, за исключением рипурианских франков, федераты Галлии. Что все это означает?
— Это означает, ваша светлость, — пояснил Гераклий, фаворит и главный советник императора, — что Аттила вас обманул. — Лживость и науськивание одного врага против другого — вот его главное оружие. Боюсь, он собирается завоевать не только Аквитанию, но и, вне всякого сомнения, всю Галлию целиком, а также, возможно, Италию и даже Испанию.
— Но почему мы об этом не знали? — запричитал Валентиниан. — Мы окружены одними лишь глупцами и трусами, и главный из них — Аэций. Он должен был предвидеть намерения Аттилы и сделать все возможное, чтобы помешать ему. Может ли он остановить гуннов, как думаешь?
— Я бы не стал на это рассчитывать, ваша светлость, — невозмутимо ответил евнух. — В этом отношении достижение восточной армии — случай воистину беспрецедентный.
— Тогда мы должны приготовиться к отъезду! — воскликнул император. — Немедленно поезжай в Классис, Гераклий. Зафрахтуй судно, самое быстрое, какое сможешь найти. Мы сегодня — все мы: я, Августа с дочерьми, члены Совета, все слуги и дворцовая стража — отправляемся в Константинополь.
— А также тот, чьей главной обязанностью является забота о благополучии вашей светлости? — вкрадчиво предложил Гераклий.
— Ты что ли? Да, да, конечно, но поторапливайся. Другие тоже могут прочесть сие предсказание.
— Будет исполнено, ваша светлость. Час-полтора — и корабль в вашем распоряжении. Но, пока я еще здесь, позвольте предостеречь вас от немедленного отплытия.
— Это еще зачем? — раздраженно спросил Валентиниан.
— А что, если Аэций все же одержит верх над Аттилой, ваша светлость, и, вернувшись в Италию, обнаружит, что трон свободен?.. — Гераклий пожал плечами и развел руки в стороны — остальное, мол, вы и сами можете додумать.
— Понимаю, Гераклий, понимаю, — беспокойно произнес Валентиниан после паузы. — Аэций давно уже желает сместить нас и узурпировать нашу власть. Думаешь, он попытается воспользоваться нашим отсутствием для того, чтобы забрать трон себе?
— История Рима, ваша светлость, полна печальными примерами того, как тщеславные полководцы завладевали императорским пурпуром — узурпатор Иоанн, к примеру, в те годы, когда вы были совсем еще ребенком.
— Хорошо, — неохотно уступил император. — Зафрахтуй судно, но с отплытием мы пока повременим. Полагаю, если Аттила победит, мы узнаем об этом еще до того, как он перейдет Альпы.