И так горько стало Лесане от осознания того, как многое в ее жизни стало не так, неправильно, иначе, чем у людей заведено. И непонятны будут ни матери, ни отцу ее хлопоты — счет, чтение, изучение трав, зубрежка (пока еще без смысла и понимания) простых наговоров, позволяющих искать воду, останавливать кровь или нашептывать на замкнутый обережный круг.

Лесана представила, как она возвращается в родную деревню, где девки — косы до колен — в рубахах вышитых, в лентах, про пироги да парней на вечерней беседе щебечущие… А она о чем с ними речь поведет? О том, как упыриную кровь от вурдалаковой отличить? Или как краски подсчитывать, чтобы ребенка прижить с первой попытки… или не прижить?

Мать рассказывала о родне, кто как живет, кто женился, кого засватали, в чьей семье прибавилось ребятишек, кого боги прибрали на вовсе. Дочь слушала и не слышала. Видела только одно — как сильно постарела родимая, как поседела. Глядела на растрескавшиеся руки, на измятое в пути, но самое лучшее из имеющихся, платье, на усталые глаза. Натерпелась-то, поди, за эти шесть дней… Небось, глаз не смыкала. Что толку, что при обозе маг боевой едет или некромант, сама-то она помнила, каково это — первый раз в жизни под открытым небом ночь коротать. А уж матери-то в ее годы? А ведь и обратный путь еще.

Глухие рыдания стиснули горло. Нет. Нельзя плакать.

— Мама! — прервала она поток рассказов и обняла непрерывно что-то рассказывающую гостью. — Мама, вы главное помните, как я всех вас люблю! Я выучусь, вы ни в чем нужды знать не будете! А Мирута… плевать на него. Я себе лучше найду. Ты только не бойся ничего! Поняла? Я выучусь, четыре года всего осталось! И вернусь. Мы с вами так заживем, что Мирута этот все локти до плеч сгрызет. Ты не горюй только. У нас хорошо тут все. И кормят нас от пуза. А отощала так это оттого, что нам не только ум трудят, но и тело. Я сейчас быстрее любого парня и по силе не уступлю.

Она говорила, захлебываясь словами, стискивая мать в объятиях, а та глотала беззвучные слезы, украдкой смахивая их с лица. Хранители пресветлые, нашла чем хвалиться — сильнее и быстрее парня… Да провались она пропадом, Цитадель эта!

— Деточка, мне уж ехать надо, обоз-то сегодня назад поворачивает, не ночуем мы. Маг дорогой, еще сутки ему оплачивать никаких денег не хватит, сейчас, вон, Вортило прикупит оберегов у тутошних, и поедем мы.

У дочери жалко вытянулось лицо. Она была уверена, что мать хотя бы переночует в Цитадели…

Наскоро расцеловавшись, отправились к воротам. Старшая Остриковна по пути все пыталась показать, что совсем успокоилась, задавала какие-то вопросы, да только все невпопад, а глаза влажно блестели. Друг от друга родственниц отвлекла чужая беда:

— Да где же видано такое? — запричитал рядом незнакомый голос. — Третий раз приезжаю! Не острог же здесь! С сыном не увидеться…

Лесана обернулась. Невысокая сухенькая женщина в летах вытирала глаза уголком платка. Рядом с просительницей стоял совершенно равнодушный к ее горю Донатос.

— Все с вашим увальнем в порядке. Жив. Известили бы, коль помер. Нет его в Цитадели нынче. Выученики сиднем не сидят. Они вообще в четырех стенах редко бывают. Езжайте. Нечего тут рыдать. Не схоронили еще никого.

И, отвернувшись от безутешной женщины, крефф ушел.

Лесана смотрела на всхлипывающую и смутно узнавала ее черты, россыпь веснушек, темные глаза…

— Вы к Тамиру приехали? — вдруг догадалась девушка.

Женщина встрепенулась:

— К нему!

— Все хорошо у сына вашего, а хотите, я ему весточку передам?

Женщина часто-часто закивала и протянула девушке подорожную суму с гостинцами.

— Не хворает он? Ему студиться нельзя, с детства лихоманками мается, я там носки вязаные положила…

Она бы еще что-то говорила, но в этот миг раздалось резкое:

— Но-о-о… Родимыя-а-а!

И две женщины, объединенные Цитаделью, как общим горем, заспешили к повозкам. Обоз медленно, словно нехотя, тронулся. Лесана стояла в воротах, не в силах отвести взгляд от сжавшейся в уголке телеги фигуры в теплом платке.

Мимо процокала лошадь. Девушка вскинула голову. Маг. Молодой парень со сломанным носом на миг придержал коня.

— Сопли подбери, не то поскользнемся, — посоветовал он и добавил, смягчившись, — довезу. Не впервой.

— Мира в пути.

— Мира.

Но девушка еще долго смотрела в спины уезжающим.

Мамы.

Прижимая к груди Тамировы гостинцы, Лесана развернулась и едва не ткнулась носом в Донатоса. Крефф молча протянул руку, отобрал суму, набитую заботливыми материнскими руками и сказал: