Шрифт:
– Но я учил тебя любви! – закричал Сенека. Впервые за долгую свою жизнь он кричал: – Только любви! С детства!
– Ты учил меня лжи, – усмехнулся Нерон. – А научил – ненависти» К благопристойным словам, к жалкой вашей морали!.. Но я открою тебе тайну: я давно отвергаю ваш мир! Благонамеренный, сытый мир! Знаешь ли ты, старик, как становятся богом? Я рос как все смертные заброшенный мальчик, жаждавший любви. Как я хотел, чтобы ты любил меня, мой учитель. И ты говорил, говорил, что любишь. Но я уже тогда знал: лжешь! Любовь – это солнце! А ты – ледяной старик. Нет, ты любил не меня, а свое орудие... свою будущую власть! Как я мечтал о любви матери... И вот однажды не вовремя я зашел в ее покои. Я увидел ее бесстыдные голые ноги...
Обольстительное лицо женщины вновь возникло перед Сенекой» и потная спина мужчины на ложе...
– С ней был Тигеллин, – шептал Нерон, – а я глядел, глядел на ее лицо. И не мог наглядеться! Она не сразу увидела меня. Наконец – увидела! И вопль! Ненависть! В тот день я понял: моя мать меня не любит. Но я уже не мог забыть – яростное солнце на запрокинутом женском лице! Так я узнал, какое лицо бывает у женской любви... Я захотел этой любви – к себе. Я заговорил с тобой, учитель, о любви женщины. Ты сказал: женская любовь дешева, ее можно купить и тем преодолеть, чтобы очистить душу для подлинной духовной любви, а потом как-то незаметно...
...Рука Сенеки вкладывает золотую монету в тщедушную ручку мальчика.
– Ненавидя твое благопристойное «незаметно», я побежал к той, которая должна была дать мне солнце! Она дала мне торопливые содрогания и стыд! Но я не мог жить без любви! Я видел, в какой восторг повергает толпу пение и игра на кифаре. И я научился играть и петь. Но недостаточно, чтобы меня за это любили. Я пришел в отчаяние: мне не познать солнца!.. Но вот однажды я увидел ее. Это была подруга матери. Она шла темными коридора ми дворца, величавая богиня с гордым лицом, И тут мне пришла в голову мысль... На следующий день...
...И Сенека увидел женщину в алом пурпуре в темном переходе дворца. Из-за колонны навстречу ей шагнул юноша, И смертный ужас на лице женщины, когда она увидела нож.
– И, угрожая ножом и позором, – шептал Нерон, – я заставил ее» богиню... отдаться! И... и вот тут... в проклятиях... в ее содроганиях, слезах... в ее ненависти я ощутил... Это было солнце... Но совсем другое... И я с трудом удержался, так мне хотелось заколоть ее... от восторга! И вот тогда-то я понял: когда орел когтит добычу, то в муках плоти, трепещущей в когтях, рож дается... да, да – тоже любовь! Но ни с чем не сравнимая – любовь казни! Любовь жертвы к палачу! – Нерон был в безумии: глаза сверкали, срывался голос. – И когда Британик упал замертво, я вновь почувствовал... Я смотрел на всех вас гордая мать и лгущий учитель – все вдруг соединились... Моя воля простиралась безгранично – и все ваши воли лежали ниц! Кто раз вкусил эту беспредельность своей воли, тот может идти только вверх! Вверх! Вверх! Я дышал воздухом гор. Там нет смертных. Кто раз познал, что такое быть богом... Кровь! Кровь! Все мало!.. И весь римский народ для меня как та женщина, которую я насиловал с ножом в руках. Однажды я сожгу этот ваш Вечный город и прокричу свое проклятие!
– Довольно! – закричал Сенека.
– Опять трагедия, – смеялся Нерон, – а мы договорились: играем комедию!
И он ударил бичом. И с визгом и хохотом вскочили с арены Амур и Венера... Гогоча, дьявольскими прыжками понеслись они вокруг Сенеки.
– Комедия! – хохотал Нерон. – В комедии все шиворот-навыворот: мертвые оказываются живыми, а ты, живой, мертв!
– Я не хочу жить! Зови Тигеллина, – сказал Сенека.
– Ты прав. Время настало: пусть придет Тигеллин! – ответил Нерон.
– Я слышу шаги Тигеллина! – закричал Амур. И бросился во тьму. И тотчас попятился назад в ужасе. – Тигеллин идет! Дорогу Тигеллину...
И все застыли. В наступившей тишине Нерон спросил еле слышно:
– Он здесь?
– Он – здесь! – ответил Амур.
– Как он страшен. Я боюсь, – шептал Нерон. – Опустите веки Тигеллину! Почему ты молчишь, Сенека? Почему ты не смотришь на Тигеллина? – И Нерон схватил Сенеку за горло. Белые от бешенства глаза уставились на старика. – Ты видишь Тигеллина? Видишь Тигеллина, старый ублюдок?
– Не вижу, Цезарь, – прошептал Сенека.
– Как странно, девочка моя, – обратился Нерон к Амуру, – наш Сенека не видит Тигеллина. Что ж ты теперь будешь делать... не увидев Тигеллина? Как без него тебе жить? Точнее – умирать?
И наступило молчание.
– Тигеллина нет?! – прохрипел Сенека.
– Комедия, учитель: Тигеллин явился в Рим сразу после смерти Клавдия, но пробыл в Риме одну ночь – Тигеллин был удавлен на рассвете, я не простил ему маму. Ты ведь знал, Сенека, что его нет... – шептал Нерон. – И я знал, что ты знаешь, Я ведь для нас его придумал. С Тигеллином нам было удобно... обоим: мне – убивать, тебе – оправдывать убийства. Тигеллин был единственной возможностью идти об руку убийце и святому... Но завтра тебя не станет, Сенека. Зачем мне без тебя Тигеллин! Я осчастливлю Рим: я объявлю о казни этого чудовища. Какой будет восторг, прошли страшные времена Тигеллина! Смерть Тигеллина – часть моей платы: я дарю тебе высшее счастье – пережить смерть врага. Ну а теперь, судья в бочке, твой черед: актеры Нерон и Сенека отыграли роли. И жаждут услышать приговор: хорошо ли они сыграли Комедию жизни?
Старик в бочке не ответил. Он шептал непонятные слова.
– Что ты бормочешь, мой брат Диоген?
– Я молюсь... Я прошу его сохранить во мне любовь.
– Кого же ты собираешься любить?
– Всех... Мы все вместе род человеческий... Ты – это я. А я – это он. И если сейчас я возненавижу тебя – я возненавижу себя. И если ты убьешь меня – ты убьешь себя.
– Значит, ты всех нас хочешь любить? Ну за что, к примеру, ты станешь любить его? – Нерон указал на Сенеку.
– За его слова, брат. Этот человек много думал... и произнес много верных слов.