Но, как всегда, было две модели: «для них» и «для нас». Для них — то есть «прогрессивной мировой общественности» — все оставалось по-прежнему: расстрел кровавого деспота — святая месть народной революции. Вот почему, когда в Свердловске в 30-х годах появляется журналист Ричард Холиберден, Петр Ермаков охотно ему рассказывает и о расстреле Романовых, и о том, как он собственноручно застрелил царя. Мы помним (и долго будем помнить!), что тогда без разрешения «соответствующих организаций» встреча с иностранным журналистом была невозможна. Бедный Холиберден поражен откровенностью Ермакова, но лукавый чекист объясняет ее раком горла — так сказать, предсмертная исповедь. Ужо смеялся Петр Захарович, который благополучно здравствовал после того целых 20 лет! А «рак горла» он позаимствовал у одного своего друга по Уралсовету… мы еще поговорим об этом друге…

И до последних дней верх-исетский «товарищ Маузер» неутомимо боролся за первенство. На бесчисленных пионерских кострах июльскими ночами в очередную годовщину Ипатьевской ночи он с энтузиазмом повествовал…

Из письма А.Л.Карелина (Магнитогорск):

«Я имел возможность видеть и слушать одного из „героев“, участвовавших в расстреле Царской Семьи — П.Ермакова. Это было в 1934 или в 1935 году в пионерском лагере „Ч.Т.З.“ на озере близ Челябинска. Мне тогда было 12-13 лет, моя детская память отлично сохранила все услышанное и увиденное на встрече с Ермаковым у пионерского костра. Его нам представили как героя… Ему дарили цветы. Боже мой, как нас воспитывали патриотизму! Я ведь и впрямь смотрел на Ермакова с такой завистью!.. Свою „лекцию“ Ермаков закончил особо торжественными словами: „Я собственноручно расстрелял царя и его семью…“ Затем он перечислял всех по имени и отчеству членов Царской Семьи и какого-то придворного дядьку… Ермаков говорил, что основанием для расстрела было личное распоряжение Ленина…»

В тот же вечер у пионерского костра Ермаков рассказал о последних словах Николая…

Написал Ермаков и свои «Воспоминания»… И к тридцатилетию расстрела сдал их в Свердловский партархив.

Я много слышал об ермаковских «Воспоминаниях». Естественно, я их не мог прочесть. Они хранились в спецхране Свердловского партархива. Хотя из читательских писем я уже знал некоторые цитаты из этих «Воспоминаний».

Все это я добросовестно рассказал Гостю. Он только усмехнулся — понял: я не умею слушать. И продолжал:

— Ну что ж, и меня занимала эта борьба за право быть цареубийцей… И вы правы, в 1947 году Ермаков составил «Воспоминания». Но и до этого — при жизни Юровского — он неоднократно писал… — И тут он открыл свой «дипломат» и положил передо мной бумаги.

— Не волнуйтесь и не включайте незаметно магнитофон, тем более что вы не умеете это делать незаметно… Все эти документы я вам оставлю, я их для вас принес. Прочтите сначала первый…

Я начал читать:

«Из краткой автобиографии П.З.Ермакова.

Уральским Исполнительным Комитетом в конце июня 1918 года я был назначен начальником охраны дома особого назначения, где содержался бывший царь Романов и его семья под арестом. 16 июля 1918 года по постановлению Областного Исполнительного Комитета о расстреле бывшего царя Романова я постановление привел в исполнение — сам царь, а также и семья была мною расстреляна. И лично мной самим трупы были сожжены. При захвате белыми Свердловска остатков трупов царя найти не удалось.

3 августа 1932 года».

Он продолжал:

— Как видите, каждое слово в этих нескольких строчках — хвастливый вымысел. Казалось бы, Юровскому было легко открыто, раз и навсегда разоблачить притязания лживого соперника…

Но… с самого начала будто что-то останавливает железного коменданта. Он избегает прямых столкновений с Ермаковым. Вместо этого январским вечером 1934 года он устраивает публичную лекцию для партактива в Ипатьевском доме.

Партактив сидит на стульях Ипатьевского дома (среди них — те два стула, на которых в час убийства сидели Алексей и царица)… Поэт прав — «гвозди бы делать из этих людей».

— …Короче, в лекции Юровский подтверждает свою «Записку». Но что касается притязаний Ермакова, то он как-то очень скромно его урезонивает: «Надо сказать, что отдельные товарищи, как я слышал, стараются рассказывать, что они убили Николая. Может быть, и стреляли, это верно…»

Короче, до самой смерти Юровского Ермаков спокойно излагает свои фантастические бредни. Будто точно знает, что никогда не посмеет Юровский разоблачить его. Будто между ними стоит какое-то обстоятельство, исключающее столкновение друг с другом.

И уже после войны, в конце сороковых годов, это меня очень заинтересовало…

Кстати, кроме «Воспоминаний» о расстреле, Ермаков сдает в Свердловский партархив большую автобиографию… Все это хранится в спецхране, хотя сейчас, я слышал, появилась идея — опубликовать… — И, усмехнувшись, добавил: — Но пока они решатся… Короче, я их тоже принес и тоже вам оставлю…

Что со мной было, когда я их увидел! Наконец, наконец!!! Я мог прочесть то, за чем столько охотился!

— Эта часть называется «Расстрел бывшего царя». Но учтите, здесь не все — здесь только до момента, когда из ворот выехал грузовик с трупами… Окончание я вам отдам позже.