Шрифт:
Но постепенно Аликс воскресает для борьбы…
Именно в это время все чаще она вспоминает: Распутин был против этой несчастной кровавой войны. И после смерти Распутин продолжает исполнять ту же роль — предлагать то, о чем в тайниках души мечтает сама Аликс!
И Аня тотчас умело поддержала игру. Она вдруг вспоминает о телеграмме, полученной когда-то от «нашего Друга». Она помнит даже текст: «Не затевать войну — будет конец России и вам самим. Все положите до последнего человека…»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Гибель «Атлантиды»
«И пойдет царь их в плен, он и князья его вместе с ним, говорит Господь».
(Амос 1:15)ГЛАВА 8. Наступил новый, 1917 год…
Наступил Новый год, числом такой страшный для Романовых, — семнадцатый.
Мороз, жестокий холод, 38 градусов. Солнце в морозном дыму. Сверкает, будто облитый ртутью, чистый снег Царского Села. Покрыты инеем стекла придворных экипажей. В Большом дворце — ежегодный большой выход Государя. Обычный Новый год в длинной череде лет его царствования.
Из дневника Николая:
«1 января. Воскресенье. День простоял серенький, тихий и теплый… Около 3 часов приехал Миша, с которым отправился в Большой дворец на прием министров, свиты и дипломатов…»
В начале 1917 года уже никто не сомневался в грядущей революции. Заговоры зреют в роскошных петроградских квартирах. И во дворцах.
Заговор великих князей… Здесь, конечно, тотчас всплывает имя любимца армии — бывшего Верховного Главно-командующего великого князя Николая Николаевича. От 16 великих князей в Тифлис к опальному Николаше направляется посланец… С Николаем Николаевичем начинают открытые переговоры и заговорщики из Государственной думы. От имени думца князя Львова Николаше уже открыто предлагают заменить тезку на престоле… Поколебавшись, Николай Николаевич отказался — остался верным присяге.
Активизировались великие князья из клана Владимировичей. Незадолго до убийства Распутина монархиста Пуришкевича позвали во дворец к великому князю Кириллу Владимировичу. «Выходя из дворца великого князя, я, под впечатлением нашего с ним разговора, вынес твердое убеждение, что он вместе с Гучковым и Родзянко затевает что-то недопустимое… в отношении Государя…» — записал Пуришкевич в дневнике. На самом же деле и здесь дальше крамольных разговоров не пошло… И многие из большой Романовской Семьи могли повторить тогда слова, вырвавшиеся у великого князя Николая Михайловича: «Он (царь. — Авт.) мне противен, а я его все-таки люблю!»
Член Думы Маклаков: «Они хотели бы, чтобы Дума за-жгла порох… Они ждут от нас того, чего мы ждем от них…»
Бесконечные совещания идут в квартирах думцев. С фронта прибывает генерал Крымов. Он рассказывает о трагическом положении в армии. Вывод: переворот необходим.
В это время, как когда-то в XIX веке, оппозиция все больше объединяется в тайных масонских ложах…
Масонские ложи расцветают в России после революции 1905 года. К 1917 году они объединяют либеральную верхушку общества, недовольную распутинщиной. Парадокс ситуации: накануне 1905 года, когда полиция пугала Николая масонами, масонство в России практически вымерло… Теперь, накануне 1917 года, когда масонство стало реальной силой, полиции о нем мало что известно.
«По убеждению Белецкого (директор Департамента полиции. — Авт.), никаких политических масонов никогда не было. За масонов сходили оккультисты…» — напишет впо-следствии Блок в «Записной книжке» после допроса Белецкого.
А между тем в масонских ложах — царские министры, генералы, члены Государственного совета, думские деятели, крупные дипломаты, промышленники… П.Балк — министр финансов, Н.Покровский — министр иностранных дел, Н.Поливанов — военный министр, генералы В.Гурко, А.Крымов, Н.Рузский, шеф жандармов К.Джунковский и т.д. Нет, нет, они не хотят революции, но хотят перемен. Так что и здесь все ограничивается крамольными разговорами.
«Сделано было много для того, чтобы быть повешенным, но так мало для реального осуществления планов», — скажет впоследствии один из главных оппозиционеров, думец Гучков.
Гучков пытается делать практические ходы: он хочет подготовить переворот к марту, когда к Петрограду будут подтянуты верные Думе воинские части. Чтобы избежать кровопролития, он планирует перехватить на железной дороге царский поезд и заставить царя в вагоне отречься от престола. Но никто из крупных военных (кроме Крымова) не примкнул к его заговору. «Я никогда не пойду на переворот — я присягал» — эту фразу председателя Государственной думы Родзянко могли повторить тогда многие…
Французский посол после обеда в ресторане с банкиром Путиловым и бывшим премьером графом Коковцовым записывает обычный застольный разговор тех дней:
Коковцов: — Мы идем к революции.
Путилов: — Мы идем к анархии. Наш человек не революционер, он — анархист… У революционера есть воля к восстановлению — анархист думает только о разрушении…
Понимали, философствовали… и шли к катастрофе. Все, как у Чехова в «Вишневом саде».
В это время начальник охранного отделения в Петрограде подавал бесконечные доклады министру внутренних дел Протопопову.