– Да! – восклицаю я. – Совсем как в «Терминаторе»!

Руэн смотрит на меня, ничего не понимая.

– Подожди… ты сражался и с сатаной? – спрашиваю я. – Он прилетел на драконе, и с неба падали огромные куски раскаленного угля?

– О чем ты?

– Спасая моего отца!

Я слышу доносящиеся из коридора быстрые шаги.

– Он тебя поблагодарил? Ты рассказал ему обо мне?

Руэн смотрит в пол, словно обдумывает мои вопросы. Наконец встает и улыбается.

– Твоего отца освободили из ада вчера, разумеется, по моему приказу. Он очень меня благодарил и заверил, что останется у меня в долгу до скончания веков. Более того, выразил надежду, что его сын – это ты, Алекс, – попытается частично оплатить этот долг, сохраняя мне верность и помогая в моих исследованиях.

Я пристально смотрю на него, все еще потрясенный тем, что он выполнил свое обещание. И я думаю о Кейти, о том, что сделала ее мать. И тут Руэн был совершенно прав.

– Ты согласен, Алекс?

– Что?

– Останешься мне верным и будешь помогать в исследованиях, как и просил твой отец?

– Да, конечно. Мой отец теперь счастлив? Ему понравились Небеса? Он спрашивал обо мне и маме? На Небесах есть ангелы?

Руэн что-то бурчит себе под нос.

Тут я кое-что вспоминаю. Мне следовало попросить об этом Руэна.

– Ты сказал моему отцу, что я его люблю?

Лицо Руэна застывает.

– Ты этого хотел?

Я киваю, и внезапно радость уже не такая бурная, словно я почти добрался до цели, но только почти.

– Может, он и так знает. Как думаешь?

Руэн пожимает плечами.

– Но ты… ты хотя бы почувствовал, что он знает о моей любви?

Лицо Руэна мрачнеет, в морщинах уже можно прятать маленькие предметы. Я вспоминаю, что спрятал пятерку за батареей в своей комнате, и задаюсь вопросом, по-прежнему ли она там.

Руэн фыркает и раздувает ноздри.

– Мой дорогой мальчик, любовь – это чисто человеческое. Я ничего не знаю о любви. А если бы узнал, очень, очень рассердился бы.

Я кручу пальцем у виска, желая показать: все сейчас сказанное им – бред. Он смотрит на дверь. Наверное, он сейчас уйдет, и внезапно мне очень хочется уговорить его остаться. Но Руэн садится на кровать.

– Знаешь, Руэн, – говорю я, – в каком-то смысле ты похож на моего папу. Я не хочу сказать, что не люблю папу, просто… я рад, что ты здесь.

Руэн вскидывает кустистые седые брови и усмехается. Я забираюсь в кровать, натягиваю одеяло до подбородка. Едва успеваю это сделать, как гаснут огни и комнату заполняет чернильная чернота. Это случается каждый вечер, хотя я ненавижу темноту.

И присутствие Руэна радует меня еще больше.

Вчера я отправилась во взрослое психиатрическое отделение, чтобы поговорить с Синди насчет музыкального произведения, сочиненного Алексом. Ей очень не хотелось общаться со мной. Я подошла к палате вместе с медсестрой, которая разносила таблетки, и подслушала их разговор через открытую дверь палаты Синди.

– К тебе пришла женщина, Синди. Доктор Аня…

Вздох.

– Скажите ей, что мне нездоровится.

– Она говорит, что хочет кое-что спросить о твоем маленьком мальчике, Алексе.

– Почему она продолжает приходить сюда?

Через несколько минут медсестра вышла из палаты Синди и сказала, что я могу войти.

Синди сидела у окна, смотрела на дождь, притоптывала по полу обеими ногами. Я заметила, что волосы у нее грязные, а ногти обгрызены. Остановилась на пороге, ожидая разрешения войти.

– Привет, Синди, – произнесла я. – Могу я войти?

– Делайте, что хотите, – буркнула она.

Я передвинула стул, который стоял у кровати, поближе к Синди.

– Я знаю, что у вас скоро занятие по арт-терапии. – Хотела снять куртку, но передумала. – Надолго я вас не задержу.

Она сверкнула глазами.

– Не пойду я ни на какие занятия!

– Почему?

Синди принялась грызть ногти, глядя в окно, подтянув одно костлявое колено к груди.

– Зачем вы пришли?

– Хотела спросить, занимался ли Алекс музыкой.

– Только для этого и пришли?

Я кивнула.

– Насколько я знаю, нет. Мы не могли позволить себе этого.

– У вас в доме пианино. Кто-нибудь из вас играл?

– Нет. Это семейная реликвия. К нему долгие годы никто не подходил.

– А в школе его музыке не учили?

– Алекс, главным образом, строил збмки и все такое, чем увлекаются мальчишки.

– То есть этого он сочинить не мог? – Я достала лист с нотами и показала Синди.

Она взяла его у меня, посмотрела.