Маша кладет трубку, встает, озирается по сторонам. Идет в комнату Кулагина. Смотрит. И понимает, что вещей, к которым Кулагин был бы душой привязан, у него практически нет. Возвращается в гостиную, выдвигает ящик серванта. Роется там. Деревянная шкатулка. Открывает. И первое, что ей попадается на глаза, — половинка тетрадного листка в клетку, на котором очень неровными печатными буквами выведено: «НЕ ХОЧУ БЕЗ ТЕБЯ».

Маша поднимает взгляд. Изображение снова становится черно-белым. Перед ней кабинет Директора школы, сидят Директор, мать Вероники, а сама Вероника стоит, вцепившись в стол. Она кажется ещё бледнее обычного, голова повязана платком.

Директор. Вот такое положение, Марья Ивановна… Ну, объясните вы ей сами.

Маша (сглотнув). Вероника… Ты же понимаешь, что тебе сейчас в нашей школе будет очень тяжело. Просто невозможно. Ты поправишься и вернёшься. Мы будем тебя очень-очень ждать. И ты быстро нас догонишь, ты ведь талантливая. По-настоящему. Я с тобой специально заниматься буду… Но пока вот эта беда, тебе действительно лучше побыть в специальной школе, полечиться там, и заниматься будешь по специальной программе…

Вероника мотает головой. Пытается что-то сказать, но не издаёт ни звука. Хватает со стола карандаш, листок бумаги, начинает писать, но не может: руку сводит судорогой. Пытается ещё раз, ещё — рвёт бумагу, роняет карандаш, беззвучно плачет.

Маша. И потом — мама же там будет с тобой. Ты сама говорила, что мама для тебя хочет только хорошего…

Мать Вероники (тяжело встаёт, кладёт руку девочке на плечо). Пойдём, пойдём. Не будем донимать занятых людей, у них таких, как мы, больше тыщи…

Вероника хватает Машу за руку, прижимается к ней. Маша гладит её по голове, потом легонько подталкивает к матери. Вероника идёт. В дверях оглядывается в последний раз. У неё глаза человека, которого ведут на заклание.

Квартира Ведьмы.

Вещь возится в тёмном уголке, где у нее крохотный тайничок. На этот раз мы видим гребешок, колечко, маленькие часы, что-то ещё. И несколько фотографий. Она их рассматривает — и по лицу видно, что пытается что-то вспомнить. Но самих фотографий мы пока не видим.

Зато камера сквозь зрачок Вещи проникает в её память. Глубокий-глубокий колодец, на дне которого — та захламлённая комнатка, в которую приходили Маша и милиционерша. За столом сидит мать, перед ней лист чертёжной бумаги, покрытый каллиграфическим текстом, горит свеча, на блюде лежат горкой яблоки. Мать держит в одной руке стилет с резной деревянной рукоятью, другую руку положила на яблоко. Нараспев читает с листа.

Вероника сидит по-турецки на полу на сложенном в несколько раз одеяле, на голове наушники, рядом магнитофон, в руках книга. Она учит английский.

Мать. Отин энтар сон, ладо ноче ай салир. Хасиа ми ё дасир пасо! (протыкает яблоко стилетом; ничего не меняется)

Вероника. Hold us secure behind the gates

Of saving flesh and bone…

Мать. Замолчи! Из-за твоей болтовни ничего не получается!

Вероника (смотрит на нее, кивает, но всё равно продолжает, только тише):

Мать. Заткнись!!! (Бьёт ладонью по яблоку, и яблоко разлетается на кусочки).

Свеча гаснет. Вероника замолкает, будто ей вбили в рот кляп. Она ещё какое-то время шевелит губами, потом подносит руки ко рту, ощупывает лицо. Вскакивает, кричит — но её абсолютно не слышно. Начинает кашлять, сгибается пополам, но всё равно и при кашле почти ничего не слышно — просто посвистывает воздух, как из проколотого мяча.

И — потрясённое, а затем торжествующее лицо Ведьмы.

Кулагин деловито идёт на работу. Проходя мимо Колиного дома, останавливается, смотрит. Такое впечатление, что он что-то забыл. Очень растерянное лицо; трёт лоб. Пожимает плечами. Идёт вроде бы дальше, но оказывается стоящим перед дверью парадной. Поворачивается, идёт обратно — и вдруг под ногами ступеньки. Останавливается перед Колиной дверью, звонит. Но вместо Колиной открывается ведьмина шикарная дверь.