С виду этот старший из братьев Агба был страшен и могуч, как огромный дикий вепрь, и к тому же весь покрыт волосами, как павиан. Он рассчитывал победить соперника благодаря своей нечеловеческой силе. И мечтал при всех посрамить Камелефату-Освободителя: ведь тогда он одержал бы над своим врагом двойную победу.

Камелефата почуял опасность, но не испугался. Он решил еще раз продемонстрировать племени свою силу и умение, и, хотя некоторые удерживали его, он стремительно вырвался из их рук и бросился в бой. Его мотыга пушинкой взлетала в воздух, и Камелефата играючи опередил соперника, чем вызвал полный восторг в рядах женщин.

Солнце поднялось уже высоко, но ни Камелефата, ни Агба Эде, казалось, не замечали чудовищной жары и двигались в том же стремительном темпе. По обе стороны окучиваемых рядов иньяма вырастали одинаково высокие и мощные отвалы земли.

Все остальные, побросав мотыги и присоединившись к зрителям, с тревогой следили за ходом этого поединка, который приобретал все более опасный характер. Камелефата отказался от предложенной пищи, так же поступил и Агба Эде.

Солнце уже совсем склонялось к горизонту, и Камелефата решил завершить борьбу. Он незаметно ускорил темп и стал понемногу отрываться от Агба Эде, оказавшегося не в силах догнать соперника. Агба Эде видел, что тает его последняя надежда хотя бы продержаться вровень с Камелефатой до темноты — все же это было бы каким-то утешением. Но теперь он понимал, что это невозможно. Камелефата продолжал неутомимо продвигаться вперед, а следовавшие за ним гриоты неистово вопили самые лестные похвалы в его адрес.

И тут Агба Эде не выдержал. Силы его иссякли, и, с большим трудом разогнув спину, он с размаху отшвырнул свою мотыгу, чувствуя себя побежденным и униженным.

Над полем загремели радостные крики, все восхищались Камелефатой, который, хотя и устал до изнеможения, все же продолжал окучивать борозду так же легко и умело, как в самом начале состязания. Но тут чья-то рука мягко остановила его мотыгу: это была Ситье.

Она заботливо и нежно помогла юноше распрямить усталую спину, взяла его за руку и, не говоря ни слова, повела в деревню, а за ними двинулась толпа односельчан, обрадованных победой своего любимца.

Когда Камелефата, смахнув со лба пот, поднял наконец глаза, то увидел, что глаза его спутницы полны слез.

— Почему ты плачешь? — встревоженно спросил он.

— Я ужасно боялась, как бы этот человек не обогнал тебя, — улыбнулась она сквозь слезы, которые придавали ее улыбке непередаваемую ангельскую прелесть.

Камелефата тоже улыбнулся. Он рад был еще раз дать урок своим молодым соплеменникам. При каждой возможности он старался убедить их, что вкус хорошей работы куда лучше вкуса оружия, и сейчас был уверен, что сегодня ночью приснится многим юным ашуку. И они будут мечтать вот так же победить когда-нибудь в состязании на поле, чтобы гриоты воспевали их в хвалебных гимнах, следуя за ними по борозде.

Сума швырнул на землю дикобраза, которого тащил на плече. Зверек попался в одну из ловушек, которые Камелефата и Сума устроили вокруг поля с иньямом. Детишки радостно подхватили дикобраза и понесли на кухню.

Сума, избавившись от ноши, вошел в хижину друга. Он был из рода гриотов. Жизнерадостный и словоохотливый, Сума считался лучшим рассказчиком племени. С Камелефатой они были неразлучны. И обряд инициации прошли одновременно, хотя Сума и был немного старше. В день их трагического возвращения из лесу в деревню Сума, как и Камелефата, обнаружил, что его родители убиты, а братья угнаны в рабство.

Камелефата еще спал. В углу хижины, в очаге, радостно потрескивал огонек. Сума потряс спящего за плечо:

— Вставай, лентяй! Солнце уже высоко.

— Ох! — проворчал Камелефата, протирая глаза. — И устал же я!

— Ну и задал тебе вчера этот Агба! — поддел его Сума. — Еще немного, и ты бы носом в землю ткнулся.

— Молчи уж! Сам-то небось позади тащился. Может, я вру?

— Да нет, все так и было, — согласился Сума. — А вот догадайся, кто в наши ловушки попался!

— Ящерица какая-нибудь, — пробормотал Камелефата.

— Совсем не угадал, — заявил Сума. — Дикобраз!

Друзья от всей души порадовались удаче, потом разговор пошел о другом и, разумеется, снова о работорговле.

— Что-то давненько в нашей местности работорговцы не показывались. Так ведь и возгордиться недолго да и успокоиться, — сказал Сума.

Камелефата только вздохнул и помрачнел.

— Да нет, гордиться пока особенно нечем, а успокаиваться и вовсе рано. Пока что мы справились лишь с первым порывом ветра, а настоящая буря еще далеко, и нам, друг Сума, нужно быть готовыми встретиться с ней, когда придет время.

Камелефата принадлежал к тому редкому типу людей, которые сочетают в своем характере осмотрительность и умение при любых обстоятельствах владеть собой с безудержной храбростью.

— В деревне ходят подозрительные слухи, я чувствую, что против нас что-то затевается. Тут надо держать ухо востро.

— Что ж, в любом случае рассчитывай на меня. С тобой мне и море по колено, — тут же откликнулся Сума. — Но ведь у нас везде выставлены посты, никто не может проникнуть в деревню незамеченным.