— Ну-с, Фаина Георгиевна, и чем же вам не понравился финал моей последней пьесы?

— Он находится слишком далеко от начала.

— Очень сожалею, Фаина Георгиевна, что вы не были на премьере моей новой пьесы, — похвастался Раневской Виктор Розов. — Люди у касс устроили форменное побоище!

— И как? Удалось им получить деньги обратно?

Сейчас актеры не умеют молчать, а кстати, и говорить!

Сейчас все считают, что могут быть артистами только потому, что у них есть голосовые связки.

Ну надо же! Я дожила до такого ужасного времени, когда исчезли домработницы. И знаете почему? Все домработницы ушли в актрисы.

Вассу играла в 36-м году. Сравнивая и вспоминая то время, поняла, как сейчас трудно. Актеры — пошлые, циничные. А главное — талант сейчас ни при чем. Играет всякий кому охота.

Талант — это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности.

Для меня всегда было загадкой — как великие актеры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать бездари: никто к вам не придет, потому что от вас нечего взять. Понятна моя мысль неглубокая?

Как могли великие актеры играть с любым дерьмом? Очевидно, только малоталантливые актеры жаждут хорошего, первоклассного партнера, чтоб от партнерства взять для себя необходимое, чтоб поверить — я уже мученица. Ненавижу бездарную сволочь, не могу с ней ужиться, и вся моя долгая жизнь в театре — Голгофа.

Раневскую спросили, почему у Марецкой все звания и награды, а у нее намного меньше. На что Раневская ответила:

— Дорогие мои! Чтобы получить все это, мне нужно сыграть как минимум Чапаева!

У этой актрисы жопа висит и болтается, как сумка у гусара.

У нее голос — будто в цинковое ведро ссыт.

Обсуждая только что умершую подругу-актрису:

— Хотелось бы мне иметь ее ноги — у нее были прелестные ноги! Жалко — теперь пропадут.

— Нонна, что, артист Н. умер?

— Умер.

— То-то я смотрю, его хоронят.

Птицы ругаются, как актрисы из-за ролей. Я видела, как воробушек явно говорил колкости другому, крохотному и немощному, и в результате ткнул его клювом в голову. Все как у людей.

Увидев исполнение актрисой X. роли узбекской девушки в спектакле Кахара в филиале «Моссовета» на Пушкинской улице, Раневская воскликнула: «Не могу, когда шлюха корчит из себя невинность.

Критикессы — амазонки в климаксе.

Раневская участвовала в заседании приемной комиссии в театральном институте.

Час, два, три.

Последняя абитуриентка в качестве дополнительного вопроса получает задание:

— Девушка, изобразите нам что-нибудь эротическое с крутым обломом в конце.

Через секунду перед членами приемной комиссии девушка начинает нежно стонать:

— А… а-а… а-а-а… А-а-а-а… Аа-аа-аапчхи!!

Как-то Раневская позвонила Михаилу Новожихину, ректору Театрального училища им. М. С. Щепкина:

— Михаил Михайлович, дорогой мой, у меня к вам великая просьба. К вам в училище поступает один абитуриент, страшно талантливый. Фамилия его Малахов. Вы уж проследите лично, он настоящий самородок, не проглядите, пожалуйста.

Разумеется, Новожихин отнесся к такой высокой рекомендации со всем вниманием и лично присутствовал на экзамене. Малахов не произвел на него никакого впечатления и даже, напротив, показался абсолютно бездарным. После долгих колебаний он решил-таки позвонить Раневской и как-нибудь вежливо и тактично отказать ей в просьбе. Едва только начал он свои объяснения, как Фаина Георгиевна закричала в трубку:

— Ну как? Г.? Гоните его в шею, Михаил Михайлович! Я так и чувствовала, честное слово. Но вот ведь характер какой, меня просят посодействовать и дать рекомендацию, а я отказать никому не могу.

Получаю письма: «Помогите стать актером». Отвечаю: «Бог поможет!»

Во время гастрольной поездки в Одессу Раневская пользовалась огромной популярностью и любовью зрителей. Местные газеты выразились таким образом: «Одесса делает Раневской апофеоз!»