На протяжении нескольких месяцев песня «Дрозды» звучала из всех звуконосителей страны по нескольку раз на дню. Иной раз казалось, что включишь утюг – и оттуда звонкий и чистый голос Белова затянет: «Вы слыхали, как поют дрозды?..» Так длилось до середины апреля 1974 года, пока на телевизионных экранах не состоялась премьера телефильма «Анискин и Фантомас», где звучала новая песня в исполнении Белова – «Травы, травы». И вновь – успех, сопоставимый с успехом «Дроздов». Вот тогда стало окончательно ясно, что на нашей эстраде появился новый исполнитель, совершенно не похожий на большинство тогдашних звезд.

В те годы на советской эстраде в мужском вокале существовало два направления: гражданское и камерное. Причем представителей первого было больше, поскольку в 70-е годы чиновниками от искусства был окончательно взят курс на гражданскую тематику, а камерное исполнение попало в число неугодных (в «верхах» его презрительно называли «будуарным»). Поэтому «зеленая улица» была дана певцам с сильными голосами типа Муслима Магомаева, Льва Лещенко, Юрия Гуляева, Юрия Богатикова, а камерные певцы вроде Жана Татляна, Валерия Ободзинского находились в загоне. Последних мало издавали на пластинках, редко транслировали по радио и совсем не показывали по телевидению. Геннадий Белов хотя и был причислен к категории гражданских певцов, однако его репертуар напрочь исключал песни пафосного толка (про партию, комсомол и ударные стройки) и почти весь был построен на лирике. В этом же направлении двигались тогда еще несколько певцов: Евгений Мартынов и Сергей Захаров, однако последний чуть позже угодит в тюрьму за драку, и «лириков» в советской эстраде станет на одного меньше.

Появление Геннадия Белова на советской эстраде сподвигло многих известных композиторов на написание целой серии лирических шлягеров именно «под Белова». В числе этих композиторов значились: Владимир Шаинский, Евгений Птичкин, Александра Пахмутова. Был среди них и один корифей – Василий Соловьев-Седой. Правда, он «под Белова» песен не писал, но разрешил ему исполнить одну из прежних своих песен – «Где ж ты, мой сад?», которой в середине 70-х исполнилось почти 30 лет. Однако в эту старую песню Белов сумел вдохнуть новое звучание. Причем такое, что оно поразило даже самого автора.

В. Соловьев-Седой вспоминает: «Я знал многие трактовки этой песни. В разное время ее исполняли почти все артисты, соприкасавшиеся в своем творчестве с песней. Многие пели ее удивительно хорошо. И вдруг говорят, мол, молодой тенор Белов в Москве хорошо поет ее. К этому отзыву я прислушался, но не особенно взволновался и как-то забыл об этом. И вот однажды, включив радиоприемник, я услышал, как диктор назвал имя певца и песню, которая будет исполнена. Это были „Дрозды“ Владимира Шаинского и Сергея Острового. Мне очень понравилась доверительная и в то же время строгая манера артиста, и тут уж я заинтересовался им не на шутку. Позвонил в Москву, мне сообщили, когда я смогу услышать в исполнении Белова свою песню. Я слушал с волнением, а когда песня кончилась, захотел снова и снова слушать это пение и свою песню именно так спетую. Естественно, что песня в исполнении артиста 70-х годов другая немного, чем пели ее в 40-х годах, но Геннадий Белов так бережно, так чутко заново прочитал, так верно почувствовал ее, что кроме радости мне это ничего не доставило. Радости и за певца, и за себя немножко. Песня-то и через тридцать лет живет, и живет такой прекрасной жизнью!»

В середине 70-х Виктор Попов вынужден был покинуть Ансамбль песни радио и ЦТ, поскольку в силу своего возраста ему уже было трудно одновременно работать сразу в трех местах. В ансамбль пришел новый руководитель, с которым у Белова отношения не сложились. И он ушел в другую организацию – в Москонцерт. Поскольку у Белова не было никакого музыкального образования, он в те же годы поступает на эстрадное отделение ГИТИСа. Однако параллельно учебе продолжает карьеру певца, много гастролируя по стране и записываясь на радио и фирме «Мелодия».

А вот с телевидением дела обстоят сложнее: в «Песню года» его уже не пускают, что со стороны выглядит странно, поскольку в конце 70-х слава Белова была в своем зените (в последний раз Белов появился в этой передаче в конце 1976 года, исполнив песню «Шумят хлеба»). Особенно большой успех выпал на долю певца после того, как он начал сотрудничать с популярным композитором Давидом Тухмановым и спел две его песни: «Звездная песня неба» и «Здравствуй, мама». Однако когда в конце 1977 года в «Песню года» взяли «Звездную песню неба», Белова туда не пригласили, доверив эту песню другому исполнителю – Евгению Головину. Хотя вся страна знала и любила эту песню именно в исполнении Белова.

Слава ушла от Белова так же внезапно, как и пришла. В начале 80-х советскую эстраду занимали совсем иные ритмы – дискотечные, и многим певцам пришлось подстраиваться под новые веяния. Кому-то это удалось, кому-то нет. Белов относился к последним. Все вышло само собой: большинство композиторов бросились удовлетворять нужды дискотечного рынка, и Белов остался без нового репертуара (песни для высокого мужского голоса, каким он обладал, стали непопулярны). Если бы Белов имел возможность сам писать себе песни (как это делали Евгений Мартынов или Юрий Антонов), он бы наверняка остался на плаву. Но ему пришлось выживать в одиночку. Он обратился к песням 40—50-х годов, когда теноровых песен было множество. Подобрал себе соответствующий репертуар и стал с ним выступать. Однако потерпел неудачу, поскольку залы на его концертах собирались неполные и устроители терпели убытки. А уж когда в стране началась перестройка с ее «фанерными» попсовыми концертами, тут уж двери залов стали для Белова окончательно закрыты. Впрочем, не только для Белова: в разряд нерентабельных тогда угодили даже такие корифеи эстрады, как Иосиф Кобзон, Лев Лещенко, Юрий Антонов, Евгений Мартынов и многие другие. Единственная, кто остался на плаву даже в период «фанерного» бума, была Алла Пугачева – она собирала чуть меньшую аудиторию, чем выступления идола того времени группы «Ласковый май», однако провальными ее концерты не были.

Выброшенный на обочину эстрадной жизни, Белов все равно не сдавался: продолжал гастролировать по глубинке, в основном в сборных концертах. И даже несмотря на застарелую язву желудка, которую он заработал еще в годы своего триумфа, гастролируя по стране и питаясь всухомятку, он продолжал хвататься за любую работу, лишь бы не быть обузой для близких (у Белова, который женился еще в пору своего обретания на подмостках в художественной самодеятельности, росли двое детей: дочь Светлана и сын Дмитрий). Один из таких концертов стал для Белова роковым: у него открылась язва, и, вернувшись в Москву, певец лег в больницу. Но живым оттуда он уже не вернулся.