Шрифт:
– Интересная газета! На Малой Охте чухонка любовника топором зарубила!! Купите, сделайте милость!
И жалко их было, и досадно.
Неожиданно среди общего сна и скуки, как удар грома, грянул небывалый скандал в Думе.
Скандал был дикий, нелепый, ни на чем не основанный, но все ожило, зашевелилось, заговорило, как будто вспрыгнуло живительным летним дождиком.
Негодованию газет не было предела.
– После долгой спячки и пережевывания никому не нужной вермишели Дума наконец проснулась довольно своеобразно и самобытно: правый депутат Карнаухий закатил такой скандал, подобного которому еще не бывало… Встреченный во время произнесения своей возмутительной речи с трибуны общим шиканьем и протестами, Карнаухий выругался непечатными словами, снял с ноги сапог и запустил им в председательствующего… Когда к нему бросились депутаты, он выругал всех хамами и дохлыми верблюдами и потом, схватив стул, разбил голову депутату Рыбешкину. Когда же наконец прекратятся эти возмутительные бесчинства черносотенной своры?! Исключение наглого хулигана всего на пять заседаний должно подлить лишь масла в огонь, так как ободрит других и подвинет на подобные же бесчинства! Самая лучшая мера воздействия на подобных господ – суд и лишение депутатского звания!
Газетчики уже не бегали, стеная, за прохожими. Голодное выражение сверкавших глаз сменилось сытым, благодушным…
Издателю большой ежедневной газеты Хваткину доложили, что к нему явился депутат Карнаухий и требует личного с ним свидания.
– Какой Карнаухий? Что ему надо? – поморщился издатель. – Ну, черт с ним, проси.
Рассыльный ушел. Дверь скрипнула, и в кабинет, озираясь, тихо вошел депутат Карнаухий.
Он подошел к столу, придвинув к себе стул, сел лицом к лицу с издателем и, прищурившись, молча стал смотреть в издателево лицо.
Издатель подпер голову руками, облокотился на стол и тоже долго, будто любуясь, смотрел в красное широкое лицо своего гостя.
– Ха-ха-ха! – раскатился издатель неожиданным хохотом.
– Хо-хо-хо! – затрясся всем своим грузным телом Карнаухий.
– Хи-хи-хи!
– Го-го-го!
– Хе!
– Гы!
– Да и ловкач же ты, Карнаухий!
Сквозь душивший его хохот Карнаухий скромно заявил:
– Чего ж ловкач… Как условлено, так и сделано. Доне муа того кельк-шозу, который в той железной щикатулке лежит!
Издатель улыбнулся.
– Как условлено?
– А то ж!
Издатель встал, открыл шкапчик, вынул несколько кредиток и, осмотревшись, сунул их в руку Карнаухому.
– Эге! Да тут четвертной не хватает!
– А ты министрам кулак показывал, как я просил? Нет? То-то и оно, брат. Ежели бы показал, так я, тово… Я честный – получай полностью! А раз не показал – согласись сам, брат Карнаухий…
– Да их никого и не было в ложе.
– Ну, что ж делать – значит, мое такое счастье!
Карнаухий крякнул, покачал укоризненно головой, сунул деньги в карман и взялся за шапку.
– Постой, брат, – остановил его издатель, потирая лоб. – Ты ведь, тово… Исключен на пять заседаний? Это хорошо, брат… Так и нужно. Пока ты забудешься. А там я б тебе еще работку дал. Скажи… не мог бы ты какого-нибудь октябриста на дуэль вы-звать?
– Так я его лучше просто отдую, – добродушно сказал Карнаухий.
– Ну, вот… Придумал тоже! Дуэль – это дело благородное, а то – черт знает что – драка.
Карнаухий пощелкал пальцами, почесал темя и согласился:
– Что ж, можно и дуэль. На дуэль своя цена будет. Сами знаете…
– Не обижу. Только ты какой-нибудь благовидный предлог придумай… Подойди, например, к нему и привяжись: «Ты чего мне вчера на пиджак плюнул? Дрянь ты октябристская!» Можешь толкнуть его даже.
– А ежели он не обидится?
– Ну, как не обидится. Обидится. А потом, значит, ты сделай так…
Долго в кабинете слышался шепот издателя и гудящий бас Карнаухого.
Провожая его, издатель сделал страшное лицо и сказал:
– Только ради Создателя – чтобы ни редактор, ни сотрудники ничего не знали… Они меня съедят.
– Эге!
Когда Карнаухий вышел на улицу, к нему подскочил веселый, сытый газетчик и крикнул:
– Грандиозный скандал! Исключение депутата Карнаухого на пять заседаний!!
Карнаухий улыбнулся и добродушно проворчал:
– Тоже кормитесь, черти?!
Октябрист Чикалкин
К октябристу Чикалкину явился околоточный надзиратель и объявил, что предполагавшееся им, Чикалкиным, собрание в городе Битюги с целью сообщения избирателям результатов деятельности его, Чикалкина, в Думе – не может быть разрешено.
– Почему? – спросил изумленный Чикалкин.
– Потому. Неразрешенные собрания воспрещаются!
– Так вы бы и разрешили!
Околоточный снисходительно усмехнулся:
– Как же это можно: разрешить неразрешенное собрание. Это противозаконно.