Здесь девочка перепробовала много экзотических напитков и изысканных блюд. Заботясь о своей репутации, женщины щеголяли друг перед другом кулинарным искусством и все лучшее приносили в хамам. Они садились в кружок и пробовали собственноручно приготовленные яства, запивая их сладким чаем. Каждый раз Нура возвращалась домой, полная впечатлений.

Когда Нура рассказала о навязчивом кузнеце своей однокласснице Самие, та назвала его обманщиком.

— У мужчин не иголка, а резец, — сказала она. — И они сделают твою дырку еще больше. Лучше скажи ему, чтобы для начала зашил дырку своей сестре. А потом и матери, если нитки останутся.

Нуре также хотелось спросить у матери или у отца, почему она каждый раз выдумывает себе тысячу причин, по которым ей непременно нужно увидеться с этим бледным большеглазым юношей, который той осенью 1947 года, когда она перешла в пятый класс, поступил на обучение к обойщику.

Мастерская обойщика находилась неподалеку от их дома. Увидев Нуру в первый раз, мальчик застенчиво улыбнулся. Когда она в следующий раз проходила под окнами мастерской, он стоял на своем коврике на коленях в углу и молился. Так было и на следующий день, и потом. Нура удивилась и спросила родителей, что бы это могло значить. Но те только пожали плечами.

— Вероятно, просто совпадение, — ответил отец.

— А может, он замаливает какой-нибудь грех? — предположила мать, налив себе супа.

Увидев мальчика и на следующий день в углу на коленях, Нура не выдержала и спросила обойщика, не совершил ли его ученик какое-нибудь преступление.

— Что ты, бог с тобой! Это хороший мальчик, — ответил мастер с короткой белой бородкой. — Но прежде чем работать с хлопком, шерстью, текстилем и кожей, ему надо научиться обхождению с людьми. Мы сами развозим свою продукцию клиентам. Нередко дома при этом оказывается только хозяйка или старая бабушка. А случается, наших людей вообще оставляют в доме одних, чтобы они ремонтировали там кровати, матрасы и диваны, пока заказчики ходят за покупками, работают или болтают с соседями. Репутация мебельщика должна быть безупречна, иначе пятно ложится на всю гильдию. Поэтому нам предписано воспитывать в своих работниках благочестие.

В этот момент подмастерье театрально округлил глаза и возвел их вверх. Нура улыбнулась, уловив красноречивый намек.

Она решила дождаться, когда он выйдет к уличному фонтану набрать для мастерской воды. Как и многие дома в городе, мебельная мастерская не была подключена к водопроводу. Поэтому подмастерье приходилось носить воду ведрами, обеспечивая нужное ее количество лишь за несколько ходок.

Один раз девочке удалось его выследить. Мальчик снова встретил ее улыбкой.

— Если хочешь, я тебе помогу, — предложила Нура, показывая ему ведерко, которое принесла с собой.

Юноша засмеялся.

— Я бы с радостью, — ответил он, — но, боюсь, тогда мне придется молиться на полчаса дольше. Если ты не против, я могу немного поболтать с тобой.

Тут он подставил под струю огромное ведро.

К этому фонтану люди подходили не так часто и подолгу возле него не задерживались.

Этого юношу Нура вспоминала каждый раз, когда слышала стихи или песни об ангельской красоте. Она не понимала, почему люди воспевают прелести непонятных существ с огромными крыльями, не замечая Тамима, с которым не сравнится ни один мальчик из их квартала. А когда Тамим начинал говорить, сердце отзывалось на каждое его слово.

Один знакомый шейх научил мальчика грамоте. Тамим занимался у него всего два года, а потом пошел работать, потому что его родители были бедны. Собственно говоря, он хотел стать капитаном корабля, а не обивать матрасы, стулья и кровати.

— И при этом молиться всякий раз, когда выпадает свободная минутка, — добавил мальчик. — У меня уже ссадины на коленях.

Однажды Тамим сообщил подруге, что на следующий день собирается на рынок Сук-аль-Хамидия, чтобы по поручению своего мастера закупить ниток и цветной пряжи у одного оптового торговца. Нура решила встретиться с ним там и в нужное время подошла к лавке «Бакдаш», где продавали мороженое.

Уже утром девочка объявила матери о своем плохом самочувствии, и та, как всегда в таких случаях, не хотела пускать ее в школу, однако вслух об этом сказать не решилась, опасаясь разозлить мужа. Сахар вообще не любила школу, в то время как шейх Рами непременно хотел, чтобы дочь окончила среднюю ступень.

Собственно, тогда отец тоже нашел Нуру бледной.

— Если тебе станет хуже, отпросись с уроков и поезжай домой на трамвае, — разрешил он.

Итак, Нура пошла на занятия.

Однако уже через час она, бледная как смерть, постучалась к директрисе и дрожащим голосом сообщила ей о своем недомогании. Но стоило девочке отойти от школы на десять шагов, как на ее щеках снова заиграл румянец, а походка стала увереннее и тверже. Школа располагалась не так далеко от рынка Сук-аль-Хамидия, и Нура предпочла сэкономить десять пиастров и пройтись пешком.

В десять часов подошел Тамим. Он принес огромную корзину для покупок и был сейчас еще красивей, чем в мастерской.

— Если кто-нибудь спросит, почему мы гуляем вместе, отвечай, что мы брат и сестра, — предложила она.

Над решением этой проблемы Нура билась всю ночь.

Когда Тамим взял ее за руку, ей показалось, что она умирает от счастья. Так они и шли вместе по оживленному рынку.

— Не молчи, — попросила Нура Тамима.

— Мне нравится твоя рука, — сказал он. — Она такая же теплая и сухая, как у моей матери, только намного меньше.