Шрифт:
— Взрастил? — с издевкой прервал Мурзабай гостя. — Что ты там взрастил? Божье дерево, божьи плоды взрастил. А сам ни одного плода вновь создать не можешь.
— Могу! — воскликнул Ятросов с такой силой, словно философ, обличающий самого бога в ошибках. — Приезжай в Вязовку, ко мне. Я тебя угощу ягодами и плодами, их совсем не господь создал, а я сам. Повторяю: я сам. Пусть бог, скажем, красную малину создал! А в моем саду, благодаря моим стараниям, растет и черная.
— Ты чудишь! — Мурзабай обмяк. — Врешь небось, друг Хрулкки. Ты же не волшебник. Ты же сам говаривал раньше, что-де волшебники бывают лишь в сказках Микки.
— Стать волшебником может каждый, Павел. И меня не бог учил, я от людей получил знания. В Тамбовской губернии живет один добрый, но непохожий на волшебника русский… Я побывал у него. Черная малина — это что еще! Этот человек выращивает множество удивительных плодов и ягод. Ну, немного и я перенял у него. Видишь, этот запутанный и беспорядочный божий мир должен и может привести в порядок не бог, а человек…
Мурзабай сидел некоторое время молча, подергивая себя за бороду, и много спокойнее, чем раньше, произнес:
— Если б это говорил кто-то другой, не ты, Хрулкки, — ни за что не поверил бы. Ты, Хрулкки, никогда не врал… Сколько я помню. Вот за это я тебя ценю. Я приеду в Вязовку, отведаю черную малину…
…Провожая гостя, Муразабай запечалился.
— Эх, Фрол Тимофеевич, друг мой, опять остаюсь один, — сказал он. Затем, прищурив глаза, удивил учителя словами: — Увидишь Симуна, кланяйся!
3
Девушку на следующий день после свадьбы чуваши называют сень син [32] . Она, по обычаю, должна носить другой убор, не тот, что носила до замужества. Вновь одетый наряд иногда до неузнаваемости меняет человека, по характер-то не так просто изменить!
Кидери стала сень сип раньше своей подруги. Уксинэ не повязывала сурбана [33] , платья на ней были такие же, что она надевала в девичестве, но ее, как и Кидери, все называли сень син.
32
Сень син — новый человек.
33
Сурбан — головной убор молодой женщины, напоминающий полотенце. Им закутывают голову, чтобы свекор или свекровь не видели волос снохи.
На голове Кидери — сурбан, на груди позвякивают серебряные монеты. Она следует в одежде обычаю старины. И хотя ее раздражают металлические рубли, висящие на подвесках у висков, которые при беге и быстром движении могут ударить по глазам, Кидери вслух не выражает неудовольствия.
Но характер Кидери, хотя она вышла замуж и сменила наряд, нисколько не изменился.
И Зар-Ехим с того момента, как женился на Кидери, не стал другим. И ума у него не прибавилось с тех пор, как он стал спать с женой. По селу даже пробежал слушок, будто молодая жена колотит молодого супруга. Может, так и есть. Как говаривали старики: дыма без огня не бывает.
Однако Ехима, видать, разговоры не очень-то смущают: он по-прежнему, как и до женитьбы, старается отлынивать от работы. Нужно идти молотить на гумно или косить в поле — Ехим сразу же притворяется хворым. И отец и мать Ехима — люди мягкие, старшего сына вырастили в ласке и неге. Теперь уж и сами не рады.
Ехим с детства дружил с Санькой. Подражая русскому товарищу, он, как Санька, стал неверно произносить некоторые чувашские слова. За огненно-рыжие волосы его еще с детства звали Зар [34]– Ехимом. Эта кличка осталась за ним и сейчас.
34
3ар — желтый.
Кидери сама привезла с гумна зерно. Открыла ворота, подвела копя к глиняному амбару. Ехим в окружении ребятишек сидел в сарае и мастерил им бумажного змея. Кидери позвала мужа — таскать мешки. Молодой супруг и бровью не повел, видать, не услышал оклика. Жена вошла в сарай и огрела мужа кнутом, он вскочил и поохал для вида. Ребятишки с шумом и гамом разбежались по домам. Зар-Ехим, медленно переставляя ноги, принялся перетаскивать мешки в амбар. Он даже и не подумал рассердиться за то, что Кидери хлестнула его кнутом. Но стоило Кидери в сердцах порвать бумажный змей, Зар-Ехим от злости побагровел.
— Дура… дура… дура! — почти плача, сжав кулаки, выкрикнул Ехим. Ему не пришло на ум других слов.
Молодая женщина невольно рассмеялась. Пока она распрягала лошадь, Ехим наконец нашелся:
— Ей-богу, в солдаты пойду! — пообещал он. — Санька давно зовет меня. Вернемся, как Назар, офицерами…
— Хоть сегодня отправляйся, горевать не буду. Может, енералом вернешься.
Ехим, перетаскав мешки, ушел со двора, даже не затворив распахнутые ворота.