В местном УВД на неё посмотрели неласково. Взяли объяснение (правду сказать, несколько путаное) и до выяснения обстоятельств посадили в женский «тигрятник».

Под скамейкой, предназначенной для задержанных, вились бесчисленные переплетения отопительных труб, так что сидеть на ней было жарко, вонюче и неуютно. К тому же здесь уже расположилась пьяная в умат здоровенная усатая бабища. Бабища пребывала в неглиже, открывавшем внушительное голое плечо и наколотую на нём розу в ладонях. Женя кое-как устроилась с краешку и стала оглядываться.

Как водится в таких заведениях, соляночка была сборная. Несколько проституток, томившихся, видимо, ещё с ночи. Парочка отмороженных дебоширок, продолжавших по инерции материться и выяснять отношения. Ну, ещё пяток перебравших зелёного змия блудных дочерей демократии… «Тигрятник» был небольшой.

«Вот уж истинно, от сумы да от тюрьмы…» Женя вздохнула, и в этот момент её соседка открыла глаза и обратила мутноватый взор на Корнецкую.

– Пирохонкой угостишь, подруга? – осведомилась она басом, и в воздухе сразу повис запах густейшего перегара.

Женя принялась судорожно соображать, как бы половчее и, главное, безопасно ответить. Ей вроде доводилось читать про какие-то слова, которых, если не хочешь неприятностей, в местах заключения лучше не произносить. Кажется, нельзя говорить «спасибо», а только «благодарю»? И ещё, входя в камеру, следует приветствовать старожилов не обычным «здравствуйте», а как-то иначе?.. И относится ли всё это к женскому контингенту или только к мужскому?..

– Прости, родная, не курю, – сказала она наконец.

Как ни странно, вежливый отказ соседку удовлетворил. Обладательница татуированной розы пару раз икнула и заметила глубокомысленно:

– Да ты, девонька, вроде простячка брусовая и без понтов совсем… Не то что эти, раскрутки суфлёровые. – И, грозно сдвинув не по-женски клочковатые брови, сурово указала на куривших «Мальборо» проституток: – Попались бы они мне в кашаре.

Женя тактично промолчала.

– Знакомы будем, я Мужик Анфиска, – гордо представилась собеседница. И, видимо, отнюдь не мучимая с бодуна головной болью, прониклась к Жене доброжелательным расположением и принялась наставлять. – Ты, девонька, перво-наперво заделай себе из капронового чулка продолговатый мешочек. И как набьёшь его горячей бронебойкой – вот тебе и готов подсердечник…

«Чего, чего?.. А-а. Понятно. Ещё одна с острова Лесбос…»

Перед мысленным взором встали Анагора с Леэной, и Женя подавила вздох. Да уж. Те хоть рассуждали о десятой музе, божественной поэтессе Сафо. А не о дурацких «подсердечниках» из капронового чулка. Впрочем… Их бы на полгодика в нашу женскую зону. Небось быстро бы перековались.

А может, и нет…

– …Ну а лучше всего, чтобы положили на тебя глаз, да не какая-нибудь там ковырялка, а настоящий кобёл, в деле многократно проверенный.

Мужик Анфиска на секунду закрыла глаза, видимо с удовольствием вспоминая былое, и, не поленясь, тут же продемонстрировала Корнецкой знаки своей доблести и достоинства – татуировку кабана, упёршегося клыками в надпись по-французски «радость любви», а также наколотый на ягодице чей-то огромный глаз в правильной треугольной рамке.

Поднятая ею тема оказалась волнительной, в беседу включилась одна из проституток и принялась с жаром доказывать про «крутой аргон», возникающий при общении с каким-то «мотороллером».

Мужик Анфиска оставила Женю и переключилась на жрицу любви, завязалась яростная дискуссия. Воспользовавшись передышкой, Корнецкая опустила голову на руку и прикрыла глаза. «До чего ж вы мне все надоели. Тишины хочу…»

Её как будто услышали. Крикливый спор прервался на полуслове, но прервался как-то очень тревожно и нехорошо. Старшина-помдеж, говоривший по телефону, тоже вдруг замолчал и, бросив трубку на аппарат, недоумённо уставился в зарешёченное окошко…

Наверное, так реагируют животные на готовое вот-вот разразиться землетрясение или цунами.

Кстати, за окном в самом деле истошно выли собаки…

И вот где-то далеко глухо содрогнулась земля, и все присутствующие ощутили, как здание оплота правопорядка жутко и медленно покачнулось от фундамента до крыши, а Мужик Анфиска вдруг закрестилась, быстро приговаривая:

– Святая Матерь Божья заступница, спаси-сохрани…

Небо за окном начало стремительно темнеть. На райцентр буквально навалилась снежная туча, да такая непроглядно плотная, что помдежу пришлось включить в помещении свет. Только свет недолго продержался, погас. Уже в темноте загрохотали листы железа, колеблемые на крыше могучими порывами ветра, и почти тотчас резанул уши звук сирены. Дуэтом с сиреной на столе дежурного по управлению завопил телефон.