Представление о пришествии Мессии, должно быть, трудно продвигалось в маккавейскую эпоху. Иуда Маккавей проявлял такой героизм, который легко можно было бы приравнять к видению Мессии как царя-победителя. И когда он умер, то это видение легко могло передаться первым его немногим преемникам, поскольку при них еврейское государство быстро возвратилось к периоду такой славы, которой оно не знало со времен Соломона.

Конечно, если даже такой сравнительно слабый человек, как Зоровавель, мог приветствоваться Аггеем как Мессия, то тем более таким мог показаться один из героев Маккавеев.

Но в пророческих книгах Ветхого Завета многократно подчеркивалось, что Мессия должен быть потомком из рода Давида. Зоровавель действительно был таким потомком, а Маккавеи не были, и поэтому с точки зрения благочестивых иудеев среди Маккавеев не могло быть Мессии, независимо от того, какие еще аргументы были бы в пользу этого.

Поэтому во времена Маккавеев Мессия все еще принадлежал будущему. Пока Маккавейское царство было преуспевающим, мессианские настроения могли быть приглушенными, но, когда это царство пало и Иудея перешла под господство Рима, эти настроения снова стали острыми. Матфей начинает свою Благую весть, или Евангелие, с объявления о пришествии Мессии:

Еврейское слово «Мессия» означает «помазанник». Греческое слово «khrisma» означает масло, используемое для помазания (к слову «khrisma» восходит наше слово «крем»). Мессия, по отношению к которому применяется такое масло, на греческом был бы «Khristos», на латыни — «Christus», на русском — «Христос». Так как Иисус — это греческая форма еврейского имени Иешуа, то первый стих Матфея эквивалентен фразе «Книга Иешуа Мессии…».

Кому-нибудь столь же погруженному в еврейскую традицию, как Матфей, очевидно, что, если нужно рассказать историю Мессии, первым делом надо доказать, что он является Мессией. И чтобы сделать это, нужно прежде всего доказать, что Мессия — представитель рода Давида. Поэтому Матфей начинает с родословия.

Родословие начинается с Авраама, который никоим образом не является первым человеком, но он тот, с кем Бог впервые заключил завет, касающийся еврейского народа, который должен был произойти от него. При еврейском истолковании истории как рассказа о завете между человеком и Богом, завете, который будет исполнен Мессией, было бы естественно начать с Авраама, и Матфей с его глубоко укорененным еврейским представлением поступает именно так.

Представляя это родословие, Матфей следует весьма искусственной схеме:

Почему Матфей посчитал необходимым устанавливать такую симметрию — неясно. Возможно, он считал, что, указывая на великие события, которые происходили с двумя кругами из четырнадцати поколений, он сделает вполне понятным, что Мессию следует ожидать после третьего круга из четырнадцати поколений.

Или, может быть, существует нумерологическое значение, теперь утерянное, или тот Матфей пытался создать некоторый прием акростиха, который больше не может быть продолжен. В любом случае, чтобы получить свои круги по четырнадцать поколений, Матфей вынужден был исказить родословие, и это едва ли может рассматриваться как усиление правдоподобия какого-либо аргумента, который он мог иметь в виду.

Первый круг из четырнадцати поколений: (1) Авраам, (2) Исаак, (3) Иаков, (4) Иуда, (5) Фарес, (6) Есром, (7) Арам, (8) Аминадав, (9) Наассон, (10) Салмон, (11) Вооз, (12) Овид, (13) Иессей и (14) Давид.

Имена до Фареса приводятся в Бытии, а остальные — в Книге Руфь.

В список включены три женщины, и довольно странно, каждая из этих трех так или иначе смешанных кровей. Первая появляется следующим образом:

Зара упоминается потому, что он был братом-близнецом Фареса и оба родились одновременно. Однако именно через Фареса Давид и, следовательно, Иисус отслеживал их происхождение, Фамарь родила их от Иуды своего рода обманом, который был оправдан согласно патриаршьей традиции, но в этом деле она играла роль блудницы:

Вскоре после этого упоминаются и другие две женщины:

Руфь была, конечно, моавитянкой, нечто такое, что смутило бы строгого иудея во времена Нового Завета, даже если она была предком Давида.

Однако самым любопытным является случай с Рахавой. Рассказ о Фамарь и Руфь в некоторых деталях приводится в Ветхом Завете, но совершенно ничего не упоминается, по крайней мере в канонических книгах, о каком-либо браке между Салмоном и Рахавой.