Мне необходимо ощущать контакт с человеком, о котором я пишу. Статью о Петерсоне придумал не я; это была чужая идея. Почти все написанные мной биографические очерки посвящены тем, кого я знал и чья работа мне нравилась, — это Чик Янг (создатель «Блонди»), композитор-песенник Гарольд Арлен, британский актер Питер Селлерс, пианист Дик Хайман и британский автор книг о путешествиях Норман Льюис. Моя благодарность за общение с ними на протяжении многих лет служила мне источником энергии, когда я садился писать. Если вы хотите, чтобы ваша статья была проводником удовольствия, пишите о тех, кого уважаете. Писать пасквили — дурная практика, не менее губительная для самого автора, чем для его мишеней.

Однако произошло событие, заставившее меня взглянуть на предложение Audubonиначе. Случайно я посмотрел по телевизору документальный фильм «Эти удивительные птицы» (A Celebration of Birds), подытоживающий жизнь и творчество Роджера Тори Петерсона. Фильм был так прекрасен, что мне захотелось узнать о Петерсоне побольше. Особенно заинтриговало меня то, что в восемьдесят четыре года он еще трудился на полную катушку — писал картины по четыре часа в день и фотографировал птиц в естественной среде обитания по всему миру. Это не могло оставить меня равнодушным. Пусть птицы не моя тема, но долгожители — другое дело: как они поддерживают в себе волю к жизни? Я знал, что Петерсон живет в коннектикутском городке неподалеку от места дачного отдыха моей семьи. Можно заехать туда и познакомиться с ним, подумал я; даже если из этого не выйдет ничего путного, я потеряю разве что пару литров бензина. И я сказал редактору из Audubon,что попробую написать не капитальный очерк, а статейку в свободной форме — «Встреча с Роджером Тори Петерсоном».

Конечно, она превратилась-таки в капитальный очерк на четыре тысячи слов, поскольку, едва увидев петерсоновскую студию, я понял, что считать его орнитологом, как я делал до сих пор, — значит совершать огромную ошибку. Он был прежде всего художником. Именно мастерство живописца помогло ему поделиться своими знаниями о птицах с миллионной аудиторией и стать необычайно авторитетным писателем, редактором и защитником окружающей среды. Я спросил Петерсона о его учителях и наставниках — о таких крупных американских художниках, как Джон Слоун и Эдвин Дикинсон, — и о влиянии на него великих рисовальщиков птиц Джеймса Одюбона и Луиса Агассиса Фуэртеса, после чего оказалось, что я пишу статью не столько о птицах, сколько об искусстве и преемственности — темах, давно входящих в круг моих интересов. Кроме того, это была статья о долголетии: в свои восемьдесят с хвостиком Петерсон соблюдал очень плотный график работы, который измотал бы и пятидесятилетнего.

Мораль для авторов нон-фикшн такова: смотрите на свою задачу широким взглядом. Не надо считать, что журналу Audubonнужны статьи только о природе, а журналу Car Driver— только об автомобилях. Раздвиньте рамки своей темы и найдите, где она касается интересных вам областей. Привнесите в нее часть собственной жизни, чтобы рассказанная вами история стала действительно вашей.

Что же касается моейистории о Петерсоне, то вскоре после ее опубликования в Audubonмоя жена обнаружила на домашнем автоответчике следующий вопрос: «Простите, вы тот самый Уильям Зинсер, который пишет о природе?» Это показалось ей забавным, да так оно и было. Но сообщество любителей птиц и вправду увидело в моей статье исчерпывающий портрет Петерсона. Я упоминаю об этом, чтобы добавить уверенности всем авторам нон-фикшн. Вот он, секрет ремесла: если вы хорошо освоили инструментарий нашей профессии, умеете брать интервью и аккуратно выстраивать материал и если при этом вы работаете с полной интеллектуальной и душевной отдачей, то вам подвластна любаятема. Это ваш билет в интересную жизнь.

И все же, когда беседуешь с истинным знатоком своего дела, трудно перед ним не робеть. Волей-неволей думаешь: «Этот человек столько знает в своей области, что я не смогу правильно взять у него интервью. Он решит, что я глуп». Однако ваш собеседник столько знает в своей области, потому что это егообласть, тогда как ваша задача — сделать его работу доступной широкой публике. Для этого необходимо заставить его прояснить высказывания, которые кажутся ему настолько очевидными, что он думает, будто они очевидны и для всех остальных. Когда вам что-то непонятно, задавайте вопросы, опираясь на свой здравый смысл, и не бойтесь, что они прозвучат глупо. Если специалист решит, что вы не очень умны, это его трудности.

Ради проверки спрашивайте себя, достаточен ли первый ответ специалиста? Как правило, нет. Я убедился в этом, когда согласился предпринять вторую вылазку на территорию Петерсона. Мне позвонили из издательства Rizzoli, выпускающего книги по искусству, и сказали, что готовят к выходу альбом «Живопись и фотографии Роджера Тори Петерсона» с сотнями цветных иллюстраций. Им нужен был вступительный текст на восемь тысяч слов, и меня как новоиспеченного эксперта по Петерсону попросили его сочинить. Вот вам и забавно.

Я сказал звонившему, что взял за правило никогда не писать одну и ту же историю дважды. Я написал статью для Audubonсо всем возможным тщанием и уже не смогу ее переработать. Однако если он хочет купить и переиздать ее в своей книге — пожалуйста. Он согласился на это с условием, что я напишу дополнительные четыре тысячи слов, в основном о петерсоновской художественной манере, и добавлю их в свой журнальный очерк.

Замысел показался мне интересным, и я отправился к Петерсону с новым списком вопросов, на сей раз более технических, нежели те, что я задавал ему при первой встрече. Тогда публика хотела узнать о его жизни. Теперь же я писал для читателей, которые хотели разобраться в том, как этот художник создает свои шедевры, и разговор у нас сразу пошел о технике и методах. Мы начали с живописи.

«Я называю свою технику смешанной, — сказал мне Петерсон, — потому что главная моя цель — передать полезную информацию. Иногда я начинаю с прозрачной акварели, потом перехожу на гуашь, потом кладу защитный слой акриловых красок, потом добавляю сверху еще акрила, или мазок-другой пастели, или цветного карандаша, или обычного грифеля, или чернил — чего угодно, лишь бы получить то, что мне нужно».

Уже по прошлой нашей беседе я понял, что первого ответа Петерсона редко бывает достаточно. Сын шведских иммигрантов, он был сдержан и не слишком разговорчив. Я спросил, как его теперешние методы отличаются от прежних.