Девушка прищурилась и уставилась в пламя костра, словно в книгу, повествующую о былых годах.

— Потен, тот сквозь сон все какую-то песню вопил, — погрузившись в воспоминания, Полина забавно сморщила лоб. — Вроде бы вот эту… — Она прокашлялась и затянула, подражая мужскому хрипу, — пятнадцать человек на сундук мертвеца! — Девушка поперхнулась на полуслове, откашлялась и продолжила: — Пробасит так смешно: «йо-хо-хо!» и хрипит: «…и бутылку рома!», а сам дрыхнет. Мимо дядю Поля несут, а он, как горнист, бутыль ко рту прижимает… В ней и не осталось уже ничего, а он все пытается на ней «Зорю» сыграть…

Внезапно загрустив, девушка замолчала и уставилась куда-то сквозь огонь невидящим взглядом.

— Так, выходит, ты Мерьеза давно знаешь? — Алексей вынул из костра тлеющую ветку, поднес ее к трубке.

— Знала, — словно эхо, откликнулась Полина. — Сколько себя помню, столько и его. Он у бабули в закадычных приятелях числился…

— А раньше с ним, с Мерьезом то бишь, путешествовать доводилось? — не выпуская чубук изо рта, Леша выдохнул тонкую струю дыма и с наслаждением затянулся вновь.

— Конечно! — уже повеселевшим тоном ответила Полина. — Когда мне десять лет исполнилось, он меня на праздник в Монпелье возил! — блеснула она улыбкой, вспомнив радостные моменты детства. — Ух, и повеселились же мы тогда! Правда, через год дядя Поль в Африку уехал, и с тех пор мы почти не виделись.

— Ну, теперь-то и я знаю, почему Мерьез почти все время в Африке проводил, — хитро прищурившись, небрежно бросил Алексей. — Насмотревшись на твои выходки, он выбрал тихое и спокойное местечко подальше от тебя…

Еле успев увернуться от здоровенного мосла, он тут же рухнул на землю, сметенный Бирюшем с Феей, дружно рванувшими следом за костью.

— Да ладно тебе, хватит злиться, — примирительно протянул Пелевин через некоторое время. — Извини, без ума ляпнул.

Девушка недовольно дернула плечом, но, чуть подумав, взглянула на Алексея уже без особой злости и согласно кивнула.

— То, что ты дружбу с… занятными людьми водишь, я уже понял, — с облегчением вздохнул траппер. — Только будь добра, объясни, каким ветром тебя в нашу глушь занесло?

— Мне в Преторию, ту, что в Трансваале, надо, — пожала плечами девушка. — Вот и отправилась.

— А чего эдак замысловато? — удивился Алексей. — Пароходом до португальских колоний, а оттуда поездом до Претории куда как проще добираться, да и комфорта не в пример больше. А ты напрямки через буш. — Он немного подумал и добавил: — Хотя через буш все ж побыстрее будет…

— Бабушка так и хотела, — устало зевнула Полина. — Сначала пароходом, потом поездом. Только я ее уговорила, что меня через море Годфри перевезет. Больно мне романтики морской хотелось, чтоб паруса, чтоб ветер в лицо! А на пароходе какая романтика? Дым, шум, суета и надоедливые стюарды. Не хо-чу. Бабуля согласилась, но настояла, чтоб с парохода я на поезд села. Вот только в Алжирском порту мне дядя Поль случайно повстречался, ну, я к нему в попутчицы и напросилась. А как за меня де Колэнпрэн попросил, и вовсе деваться некуда стало.

Девушка протяжно зевнула и, прижав к себе сонно урчащую Фею, свернулась клубком на своей лежанке. Пелевин, вглядываясь в игру теней на затухающих углях, некоторое время прислушивался к размеренному сопению кошечки и ее хозяйки и о чем-то размышлял. Так и не приняв никакого решения, он раздосадованно махнул рукой, укрыл обеих кошек одеялом и завалился спать. Утро вечера мудренее, поговорка насколько древняя, настолько же и верная.

Проснулся Пелевин достаточно рано. Разминаясь, он вдруг вспомнил вчерашнюю побудку от ледяного душа и, решив выяснить, распространяются ли планы Полины и на сегодняшнее утро, осторожно лег на свое место и притворился спящим. Вскоре притворство перешло в настоящий сон, и вновь он проснулся уже от мелодичных французских напевов, доносящихся от ручья.

Спать больше не хотелось, притворяться — тем более, и после непродолжительного завтрака маленький отряд двинулся в путь, причем перед отправкой в поход Фея легко запрыгнула на загривок удивленного пса и слезать на землю отказалась категорически. Зрелище недовольно урчащей кошки, устраивающейся на спине собаки, напомнило Алексею Басурмана, взбирающегося на Варенькин плетень, а следом пришел образ и самой Вари. Пелевин молча стер с лица то ли испарину, то ли слезы и в дорогу отправился с тяжестью на душе.

Первую половину дня они прошагали без приключений и после небольшого привала продолжили путь. Вот тут-то и стали сбываться самые плохие предчувствия. Чем дольше и дальше они шли, тем чаще Пелевин стал замечать, что идет Полина как-то боком, то ли прихрамывая, то ли просто стараясь осторожней ставить при шаге правую ногу. Заинтригованный подобной манерой ходьбы, Алексей поинтересовался, в чем суть проблемы, но, получив исчерпывающий ответ: «Ботинок!», произнесенный сквозь зубы шипящим посвистом рассерженной гюрзы, выяснять, что или кого Полина имела в виду, не решился. Загадка разрешилась сама собой, когда примерно через полмили девушка с удрученным видом опустилась на первую подвернувшуюся кочку.