«Там соберутся все мои друзья», – думала Марис. Они грезились ей во сне: молодые и старые, однокрылые и прирожденные летатели, гордые и робкие, смутьяны и покладистые – все они соберутся там, и Южный Аррен заполнится сверканием их крыльев и звуками их голосов.

А главное, они будут летать!

Марис старалась не думать об этом, но мысли одолевали ее поневоле, а в снах она летала вместе с ними. Она ощущала, как ветер прикасается к ней мудрыми ласковыми пальцами, увлекая ее навстречу экстазу. А вокруг она видела другие крылья – сотни крыльев, блестящих на фоне синего неба, парящих, описывающих грациозные круги. Ее собственное крыло поймало луч солнца и вспыхнуло на мгновение белым пламенем – беззвучный крик радости. Она видела крылья на закате – кроваво-красные на фоне оранжево-лилового неба, обретающие тона морской синевы, а затем, когда закат угасал и светились только звезды, вновь серебристые. Марис вспоминала вкус дождя, рокот дальнего грома и панораму моря на рассвете, перед самым восходом солнца. Она до боли остро вспомнила чувство, с каким разбегалась и бросалась со скалы летателей, беззаветно доверяя крыльям, ветру и своему умению властвовать над воздухом.

Изредка по ночам она вздрагивала и кричала, и тогда Эван обнимал ее, успокаивая, но Марис не рассказывала ему своих снов. Он ведь не был летателем, никогда не видел Совета летателей и не понял бы.

Время тянулось медленно. Больные каждый день приходили к Эвану, или он шел к ним. Они умирали или выздоравливали. Марис и Бари помогали ему, чем могли, но Марис часто ловила себя на том, что мысли ее очень далеко. Как-то Эван послал ее в лес собирать перелив-траву, которая была ему необходима для приготовления тесиса, и Марис, бродя по прохладному влажному лесу, погрузилась в мысли о Совете. Его заседания уже должны были начаться, и она словно слышала речи выступающих – Вэла, Корма и прочих; взвешивала их доводы, приводила свои и прикидывала, чем это все обернется и кого изберут председателем. Когда она наконец вернулась в хижину, ее корзина была наполнена отвод-глазом, очень похожим на перелив-траву, но без целебных свойств.

Эван посмотрел на нее, громко вздохнул и укоризненно покачал головой.

– Марис, Марис, – пробормотал он, – ну что мне с тобой делать?

И повернулся к Бари:

– Девочка, сбегай набери мне немножко переливтравы, пока еще не стемнело. Твоя тетя плохо себя чувствует.

Марис не стала спорить.

Потом, в один прекрасный день, после полуторамесячной отлучки, вернулся Колль с гитарой за спиной. Вернулся он не один – рядом с ним шла С’Релла, держа в руках крылья и спотыкаясь, точно в полусне. Лица у обоих были землистыми и осунувшимися.

Увидев их, Бари радостно закричала и бросилась обнимать отца. Марис окликнула С’Реллу:

– Как ты? Что было на Совете?

С’Релла, не сказав ни слова, заплакала.

Марис подошла и обняла подругу. Ту била дрожь, она пыталась заговорить, но захлебывалась рыданиями.

– Ничего, ничего, С’Релла, – растерянно твердила Марис. – Ну что ты? Все хорошо. Я здесь… – Она вопросительно посмотрела на Колля.

– Бари, – сказал Колль дрогнувшим голосом. – Поищи Эвана, приведи его сюда.

Бари испуганно посмотрела на С’Реллу и убежала.

– Я был в крепости Правителя, – начал Колль, едва его дочка скрылась из виду. – Он узнал, что я твой брат, и решил задержать меня до окончания Совета. С’Релла прилетела после его завершения. Стражник задержал ее и тоже отвел в крепость. Там были и другие летатели. Джем, Лигар с Трейна, Катинн с Ломаррона, кто-то совсем юный с Запада. Кроме меня и летателей, там оказались четверо певцов и двое сказателей, ну и, конечно, глашатаи и гонцы самого Правителя. Видишь ли, он хотел, чтобы все узнали о том, что он сделал, чтобы весть об этом облетела всю Гавань Ветров. Нас он выбрал в качестве свидетелей. Стражники отвели нас во двор и заставили смотреть.

– Нет! – вскрикнула Марис, крепче обнимая С’Реллу. – Нет, Колль, он не посмел! Он не мог!

– Тайю с Тайоса повесили вчера на закате, – резко сказал Колль, – и никакие «нет» ничего не изменят. Я видел это своими глазами. Она хотела что-то сказать перед смертью, но Правитель не разрешил. Петлю завязали скверно, при ее падении шейные позвонки не сломались, и она задохнулась. Не сразу, очень медленно.

С’Релла вырвалась из рук Марис.

– Тебе повезло, – с трудом выговорила она. – Он мог бы послать за тобой… Марис, Марис, я не могла отвести глаз… Я… Это было ужасно. Ей даже не дали сказать последнее слово… А хуже всего… – Ее голос прервался.

Из леса вышли Эван с Бари, но Марис не видела их, не услышала, как Эван весело крикнул, здороваясь. Она вся оледенела, ее душила та же тупая тошнота, как после смерти Расса, как тогда, когда Холланд пропал в море.

– Как он посмел? – медленно проговорила она. – Неужели никто не мог ничего сделать? Помешать ему?

– Несколько офицеров стражи предостерегали его, особенно командующая его телохранителями. Но он и слушать не стал. Стражники, которые вели нас во двор, тряслись от страха. Некоторые отвели глаза, когда открыли трап. Но, конечно, они исполнили приказ. Они ведь стражники, а он их Правитель.

– Но Совет? – спросила Марис. – Как же Совет… Вэл… летатели?

– Совет! – с горечью повторила С’Релла. – Совет объявил ее вне закона и отобрал у нее крылья. – Гнев осушил ее слезы. – Совет дал ему разрешение на это!

– И чтобы все знали, что он вешает летателя, – устало сказал Колль, – Правитель приказал надеть на нее крылья. Конечно, сложенные, но все равно… И предложил ей воспользоваться ими, чтобы прервать падение сквозь трап и улететь!

Позже, когда они поужинали хлебом с колбасой и особым чаем целителя, С’Релла немного успокоилась и рассказала Эвану и Марис все подробности рокового Совета, пока Колль увел дочку погулять.