Да-да, вы поняли верно. У нас тоже есть семьи, которые любят держаться вместе, невзирая на то, что вероятность обнаружения оттого повышается. Терминология, как и несколькими фразами выше, — не моя; полицейская. Мне приходится обеспечивать взятками спокойствие моей жены, милого паренька по имени Трюггви, названых дочерей Рунфрид и Синдри — а кроме них, трёх (обычно — даже более) наших почек, которые пока не имеют истинных имен: только фигурирующие во взрослых паспортах.

Нет, люди ошибаются, именуя наших детей «птенцами» и считая, что мы инициируем самих смертных. Также тех, кто отчасти посвящён в наши тайны, нередко повергает в непристойный трепет идея, что жена имеет одинаковый с мужем пол. Нам же, напротив, кажется сущей нелепостью такой поистине человеческий вопрос: «Неужели Рун — не ваша родная дочка, Хьяр? Вы похожи почти как две капли воды, не считая цвета волос».

Люди не то чтобы не осведомлены. Им просто не хватает логики понять: не-смертный мужчина способен родить только мальчика, девочки — прерогатива наших женщин. Или, быть может, у них иное представление о половой принадлежности: родил — значит безо всяких «она». Или они не вникают в грамматику и смысл наших истинных (и по большей части тайных) имён.

Между прочим, моё собственное означает «Друг Меча», Трюггви — «Верный», Рунфрид — «Прекрасная Тайна», а юной Синдри — «Искорка». Зная это, вникнуть в суть дела весьма легко. Но не в нашу собственную суть: здесь любой разум лишь царапает когтем по поверхности закалённого стекла.

Как все, кто способен стать отцом или матерью, мы после того стареем. Это словно качели: вверх-вниз. От зрелости — снова к юности. Каждая клетка человека, взятая сама по себе, не знает смерти. Не ведает её и крошечная, с полсантиметра в диаметре, медуза, которая, размножившись, переходит в ювенильную форму. Так и мы. Рождение дитяти обновляет наши собственные живые частицы, поворачивая время вспять.

Вы спросите, как мы, в таком случае, родим?

Не как млекопитающие и яйцекладущие. Не как амфибии и рептилии, вовсе нет.

В этом, как и в долголетии, мы подобны деревьям. От нас отделяются клоны: один фантаст назвал такое существо дагором и уверил людей, что оно — злостный паразит. Но это не так, напротив.

Что происходит, когда мы зачинаем ребёнка?

Сначала репродуктивные органы одного из нас разбухают и начинают слегка ныть. Затем клетка с одинарным набором хромосом выделяется из слипшейся массы таких же, расщепляет себя надвое, и начинается внутриядерная кадриль. Во время неё вся клетка дрейфует к поверхности тела, укореняется напротив солнечного сплетения и обращается в тугую гроздь винограда. Затем, вырастая, опускается к точке высшей искренности, называемой у японцев «хара». Женщинам нетрудно замаскировать подобное подобным, нам, к великому сожалению, невозможно. Иметь тугое брюшко — позор для тех, кто держит себя прямыми денди. Приходится не выходить на люди… Сомнительная острота.

По счастью, с момента первичного деления до того времени, когда новое существо проклюнется полностью и повиснет на толстой мясистой ножке, минует не более шестидесяти дней. С этим можно справиться. Другое дело — когда пуповина отсохла или перерезана и надо тщательно скрывать от смертных взглядов крошечную, бледную куколку-индиго размером в ладонь. Куколка ничего не ест, жадно пьёт из сосцов родителя — хоть и не обычное молоко; всё поглощённое без остатка идёт в дело, ей почти не приходится менять подгузники, но сама она с бойким лепетом передвигается на карачках по всей квартире, впитывая знание со скоростью двести километров в час, и унять это никак невозможно!

Ибо мы гордимся нашими гениальными детьми и не хотим своей волей низводить их до уровня просто разумных. Скажем, таких, какими большинство куколок становится уже в стадии личинки, плавно перетекающей в имаго. Мысли наших подрастающих питомцев по-прежнему обретаются внутри головы, они говорят не лучше и не хуже прежнего, им по-прежнему необходимо чередовать день с ночью и сон с бодрствованием. И они во всех смыслах бескрылы. Такими и вырастают — годам примерно к двадцати. Типичные люди по виду.

И всё же по-настоящему жаль одного: и дети, и разочарования в них возникают у нас редко.

Я не открыл вам, мои предполагаемые слушатели, самого главного. Чем живы мы сами и что побуждает наших отпрысков обособляться.

А теперь забудьте все незаданные вопросы и все полученные ответы. Я, старый Хьярвард с внешностью мужа в самом цвете лет, приказываю это вам и запечатываю приказ своим сильным словом.

До поры до времени пусть и остаётся так.

Папочка Хьяр выражается очень метко, но в то же время кудряво и витиевато — и меня тому же учит. Своего бессменного летописца, ага.

Не обинуясь говорит сплошными обиняками: сказывается благородное воспитание.

Денди, тоже мне. Когда мы в четыре руки перетряхиваем весовой секонд в поисках особо прикольных вещиц, местные жители морщатся и знай косят горячим глазом на симпотную парочку натуральных геев. Что я по человеческим меркам гожусь ему в сыновья, не спасает никак. Глупость полная: многое ли в нашей жизни меняется от того, что у одних особей имеется некое триединое украшение, а у других приятная впадинка? Родим-то все на одинаковый манер. Пожалуй, если ты крепко влюблён, почки возникают чаще: раз в пятьдесят-шестьдесят лет против ста. Но вовсе не по причине, лежащей на поверхности.