Он указал взглядом на деревянную часовню, свеженькую, собранную наверняка воинами за пару часов.

«Молодец», – сказал я ему взглядом. И мне ответил, заслужив мой одобрительный и теперь уже королевский взгляд, и священникам показал, что он с ними, вон как щелкнул по носу этого королька, посмевшего назвать великого инквизитора всего лишь отцом Дитрихом.

Бобик ринулся к часовне, как только услышал сметливого священника, все понимает, толстомордик. Но вбежать туда не посмел, быстро запоминает наши тонкости этикета. А когда мы прибыли с арбогастром, уже сидит на широкой заднице и делает вид, что и живет здесь, а мы с конем какие-то понаехавшие.

Из часовни вышел худой священник со строгим лицом, вздрогнул, увидев огромного Бобика, что начал рассматривать его с интересом, увидел меня, я уже покинул седло, степенно поклонился.

– Сэр Ричард…

Большинство духовных лиц продолжают называть меня по имени, подчеркивая, что для церкви неважны титулы, все люди от Адама, и только добавляют «сэр» для учтивости.

– Святой отец, – ответил я так же вежливо, это проще, чем сперва выяснять его церковный титул, – верховный инквизитор сейчас там внутри?

Его суровое лицо чуть-чуть, совершенно неуловимо, потеплело, я понял, что он тоже инквизитор, а доволен потому, что я из всех званий отца Дитриха упомянул именно его должность дознавателя, все-таки само слово «инквизитор» означает «следователь».

– Он там, – ответил он сухо, но я понял, что это не сухость в отношении со мной, а просто за годы работы следователем такого насмотрелся и наслушался, что теперь и вид у него инквизиторский, и голос, и манеры. – Беседует с Господом.

– У него хороший собеседник, – согласился я. – У Господа, кстати, тоже.

Губы священника чуть дрогнули, что могло означать улыбку, он поклонился и прошел мимо. Бобик проводил его обвиняющим взглядом и горестно вздохнул, так безумно давно никто не бросал ему бревнышка.

В часовне прохладно, я переступил порог. В небольшом тесном зале отец Дитрих сидит спиной ко мне, я остановился и прислушался, хотя это, конечно, нехорошо, но как много интересного можно узнать, а главное, полезного!

Похоже, отец Дитрих говорит не с Господом, голос хотя и вежливый, но без особого почтения, обычный деловой разговор, вот только зря я напрягал свой музыкальный и прочий слух, общение идет на латыни, а здесь я не силен, хотя пару слов узнал, но узнал в том смысле, что как-то слышал в крылатых фразах, а то и сам произносил, не вдаваясь в то, какое из них что значит.

Отец Дитрих услышал мои нарочито громкие шаги, быстро свернул разговор, обернулся, глаза очень живые, явно разговор шел неплохо.

Я преклонил колено.

– Отец Дитрих…

Он перекрестил мою склоненную голову, я поцеловал его руку и поднялся.

– Отец Дитрих, у меня такой камень с души! Прям с грохотом. Даже земля дрогнула.

Он кивнул.

– Понимаю. Я тоже радуюсь и надеюсь, что хотя бы эта часть пойдет по плану. Твой маяк растет…

– Наш маяк, – уточнил я. – Я только отыскал зернышко, а выращиваете вы, отец Дитрих. Эх, знать бы, сколько оно еще расти будет!

– И успеем ли, – добавил он трезво. – Как я понимаю, не начнет сообщать о себе, пока не… созреет. Бабочки и пчелы не летят на цветок, который еще не распустился, а только когда раскроет лепестки и сообщит всем о себе.

– Хорошая аналогия, – поддержал я. – Но будем надеяться. Ничего другого не остается. Теперь узнать бы, что из себя представляет сам Маркус… и чем с ним бороться! Вряд ли лобовая атака рыцарской конницы что-то даст… Охрана холма не слишком жидкая?

– Я уже запросил еще две тысячи человек, – сообщил он, голос сразу стал суше. – А тех, что были, пришлось отдать в помощь инквизиторам.

– Много работы? – спросил я.

– Больше, – ответил он, – чем хотелось бы. Очень много выступающих за карающую длань Господа. Дескать, наступает Страшный суд, все погибнут, праведных сразу в рай, неправедных в ад. И не нужно терпеть все тяготы земной жизни.

– Да, – согласился я, – таких надо в застенки.

Он поморщился, покачал головой.

– Таких не трогаем. Я велел брать тех, кто подбивает народ идти на холм и повалить это железное дерево дьявола. Дескать, здесь пытаются помешать свершиться Божьему Суду, потому нужно казнить этих еретиков народным судом.

– Народным, – уточнил я, – это без суда?

Он посмотрел с иронией.

– Еще не запомнил? Любой закон лучше беззакония. В общем, вчера пришли два отряда по пятьсот человек, я сразу велел схватить наиболее фанатичных.

– Они в застенке?

Он вздохнул, но взгляд оставался прям и строг.

– Нет. Ты же знаешь, что такое застенки инквизиции. Схваченных просто не сумели довести до тюрьмы. Те пытались совершить побег, их перебили.

Я сказал поспешно:

– Сейчас везде чрезвычайное положение. А при чрезвычайном и меры чрезвычайные.