Шрифт:
— Не думаю.
— Почему?
— Потому, что я слишком долго медлил. Мы были влюблены друг в друга, и мне нравилось это состояние. Я наслаждался им. Все было хорошо. Затем я понял, что люблю ее, и мне казалось, что она тоже меня любит. Признаний не было, и именно в этом была прелесть наших отношений. Я жил, не думая, не рассуждая, и не хотел что-либо менять. Затем, когда я уехал в Америку, я сам не понимаю, что толкнуло меня на этот нелепый шаг. Мне захотелось проверить ее чувство, и я написал ей глупое письмо.
— Ах, вот оно что! — Чармиан вспыхнула. — Но как ты мог? Элен прелестная женщина. Она так не уверена в себе. Ты ведь это знаешь? Нет, ты знаешь только, что она резка, упряма, непримирима в своих взглядах, но тебе и невдомек, что решительность не всегда означает уверенность, и решительные люди вовсе не всегда уверены в себе. Я знаю Элен. Когда ты приглашаешь ее ужинать, она никогда не знает, какое платье ей надеть, опоздать ей на свидание или прийти вовремя, — вот почему она почти всегда приходит раньше. А как она терзается боясь, что выдаст свои чувства, а ты… ты просто не замечаешь этого. Ты усугубил в ней это чувство неуверенности. И этого она не может тебе простить.
— К черту твой психоанализ, — в сердцах сказал я, — ты уже заставила меня признаться в поражении, так не требуй от меня большего.
— Как мне хотелось, чтобы кто-нибудь из нас был счастлив! Чтобы я могла приходить к тебе и отдыхать душой, греться возле твоего счастья! А ты все испортил, лишил всего не только себя, но и меня тоже! О, если бы Хелена была жива! Если бы среди нас был хотя бы один разумный человек!
— Причем здесь Хелена?
Чармиан круто повернулась.
— Я сказала не подумав, я вообще перестала о чем-либо думать, ибо не способна сейчас сосредоточиться на чем-либо более двух секунд. В голове, словно карусель, все кружится, мелькает, мелькает… Я думала о себе. Если бы Хелена была жива, она помогла бы мне, подсказала, что мне делать с Эваном. Она заставила бы меня забыть о жалости. Ах, если бы я могла избавиться от этой отвратительной жалости к нему.
Она бросила на меня внимательный и даже, как мне показалось, испытующий взгляд.
— Знаешь, иногда я закрываю глаза и спрашиваю Хелену, как мне быть, и сама же отвечаю. И мне кажется, что я слышу ее голос. Я знаю, что это фантазия, плод моего воображения. Помнишь, как в «Святой Жанне»: «Господь говорит моими устами». Вот так и Хелена говорит моими устами, правда странно?
Она раскачивалась в моих объятиях, внезапно постаревшая, с застывшим измученным лицом.
— Хелена, Хелена, Хелена… — исступленно повторяла она. — Когда она была жива, она принадлежала тебе, а теперь она моя. В ней вся моя надежда…
Постепенно она успокоилась.
— Тебе лучше уйти, Клод. С минуты на минуту придет Элен.
Внезапно из своей комнаты ее позвал Эван, голос у него был испуганный, словно он заблудился в темноте.
— Иду! — крикнула Чармиан. Она поцеловала меня и даже не проводила до двери.
Однако мне не удалось избежать встречи с Элен — она каждый вечер бывала теперь у Чармиан. Стивен уехал к сестре, и она полностью располагала своим временем.
Она почти спокойно, без какой-либо натянутости разговаривала со мной, ибо ее мысли были поглощены теперь другим. Свою энергию и нежность она отдала Чармиан, словно молча предложила ей свою надежную защиту и помощь. Хитростью и уговорами она заставила Шолто хотя бы внешне сохранять достоинство, отвечала на телефонные звонки, отменяла визиты и подвергала цензуре письма некоторых не в меру сочувствующих друзей, прежде чем передать их Чармиан или Эвану.
Я находился в том обманчиво спокойном состоянии, когда кажется, что никакой любви не было, а было всего лишь увлечение, позволившее забыть на время мои неудачи. Отказавшись от идеализации Элен и как бы лишив ее какого-то внутреннего света и тепла, я смотрел на нее теперь без иллюзий и находил еще более привлекательной, но менее желанной. Между нею и Чармиан установилось то безграничное доверие, которое столь редко встречается между женщинами, но когда оно возникает, то обладает всеподчиняющей и таинственной силой.
Я не испытывал любви к Элен, как и она ко мне. Мы беседовали, как знакомые, без неприязни, но и без особого взаимопонимания.
— Как Стивен? — спросил я.
Это было после обеда. Миссис Шолто уже легла. Чармиан шила в детской, а Эван отправился гулять — он решался выходить из дому лишь после наступления темноты. Элен, утомленная, прилегла на кушетку, и ее профиль четко вырисовывался на фоне обоев с каким-то размытым цветочным рисунком. Она улыбнулась в ответ на мой вопрос.