Прежде чем вскрыть его, я разорвал письма Джонни Филда и бросил их в корзину, письма Даниэля и письма отца я отнес в кухню и сжег в печке, долго вороша красную золу, пока последние почерневшие страницы не рассыпались в прах. Только после этого я вернулся в комнату Хелены и стал читать ее письмо ко мне.

Оно было кратким и датировано 1 января 1947 года; она поставила даже время: 3.15 пополудни. Письмо было без традиционного обращения и подписи и начиналось просто: «Клод» (подчеркнуто), а далее следовало:

Решила сделать это, ибо кто знает, все мы смертны. Когда придет мой черед, хочу, чтобы меня похоронили как подобает. Кремация, может, и лучше, но я присутствовала на одной и не испытываю желания сходить со стапелей, как «Куин Мэри», в Неведомое Никуда. Пусть будут и цветы, без них так уныло. На похороны можешь не приходить, если не хочешь.

P. S. Чур-чур меня! Пусть это будет не скоро. Чармиан я завещаю все свои драгоценности, если к тому времени ты снова не женишься. Ну, а если это случится, подари своей жене мое кольцо с сапфиром.

X.

Я вновь и вновь перечитывал это необыкновенное завещание, и мелодия песни о розовых садах понемногу затихла. Я услышал тиканье больших старинных часов, до этого лишь нагонявшее тоску и ужас в тишине пустой квартиры — теперь оно сулило покой. Я слышал голос Хелены. Все хорошо, Клод, ты теперь спокойно можешь лечь спать. Да, да, ложись, Клод, ты устал.

Дней через десять после смерти Хелены и рождения маленькой Лоры, как-то после полудня я навестил Чармиан, все еще находившуюся в родильном доме. Я застал ее сидящей в кресле у окна. Она смотрела, как кружит метель на улице. Приветствуя меня, Чармиан поднялась и постояла какое-то время, держась очень прямо, гордая тем, что уже на ногах. Она показалась мне совсем юной, с мягким, немного припухшим лицом, кожа которого потеряла былую упругость и эластичность. Вдоль щек спускались длинные темные косы, взгляд был веселый и полный решимости.

— Посмотри! — воскликнула она. — Я уже встаю. Сестра говорит мне: «Держитесь за меня, миссис Шолто, вы не представляете, как за это время ослабли», — а я возьми, да и пройдись по комнате без ее помощи. Она так и ахнула. Посмотри на Лору. Она не спит, ее только что покормили.

Из глубины кроватки на меня смотрела голубыми, чуть раскосыми глазами моя маленькая племянница.

— Сейчас сестра унесет ее.

— Зачем?

— Они не оставляют мне ее на ночь. Считают, что я должна отдыхать, а она может меня потревожить.

В эту минуту в палату вошла рыжеволосая, уже знакомая мне сиделка с осиной талией, стянутой белым хрустящим передником; она ловко подхватила ребенка вместе со всеми одеяльцами.

— Есть вести? — заговорщицким шепотом спросила Чармиан.

Девушка поджала губы, улыбнулась и утвердительно кивнула.

— Сегодня утром получила.

— Не может быть!

— Ей-богу. Из Ганновера.

— Я так рада, — сказала Чармиан. — Все в порядке?

— Отлично. Я на седьмом небе. — И, наклонившись к маленькой Лоре, сиделка заворковала: — Пойдем, мое золотце, пойдем. Мамочке надо отдохнуть. Два чая, миссис Шолто?

— Ты будешь, Клод?

— Да, с удовольствием.

Когда сиделка ушла, я поинтересовался, что у них с Чармиан за секреты.

— О, это мы о ее женихе, — ответила она. — Он бог весть сколько не писал, и она вбила себе в голову, что он сбежал от нее с девицей, с которой познакомился в армии. Когда она узнала, что девица тоже в Германии, чуть с ума не сошла. Я убеждала ее, что Германия большая страна и они не обязательно в одном городе, но она твердила свое. — Чармиан вздохнула. — О господи! Все эти сплетни дают возможность хоть как-то скоротать время, но я не дождусь, когда наконец снова буду дома. Ночная сестра интересней этой маленькой Мэйхью. У той сумасшедшая тетка, которая выскакивает на улицу в ночной сорочке и звонит в соседние подъезды. В каждое вечернее кормление Лоры я узнаю новые подробности похождений сумасшедшей тетушки. Ты садись на кровать, а я сяду в кресло.

Я не видел Чармиан три дня, и мне сразу бросилась в глаза произошедшая с ней перемена. Пока мы беседовали, я почувствовал, что первая острота утраты после смерти матери уже прошла. Чармиан могла теперь вспоминать о Хелене без слез. Впервые она попросила меня во всех подробностях рассказать ей о смерти Хелены. И все же перемена была не в этом примирении со свершившимся. Чармиан, казалось, обрела какое-то внутреннее равновесие и была полна решимости сделать все, чтобы продлить это состояние.

— Как у тебя дела? — спросила она.

— Пока не сняты ограничения на электричество, мы не можем открыть галерею, поэтому обязанности мои несложны — сижу в задней комнате и при свете керосиновой лампы, которую Крендалл откопал где-то в деревне, проверяю счета. Больше делать нечего, и времени у меня хоть отбавляй. А что нового у Эвана?

— Нового? — Она дружелюбно улыбнулась мне. — Что нового? А, ты имеешь в виду работу? Кажется, через месяц он получит место. Подробностей я не знаю. — Она умолкла и с вызовом посмотрела на меня. — Они меня не интересуют.