Взводный прислушался. Было тихо, будто в могиле.

Лейтенант взглянул на Ивана, на солдат, подбадривая их взглядом, и снова взмахнул рукой.

Люди разом вытянули ножи из чехлов, открыли двери, вошли в казематы. И затворили за собой стальные щиты.

Смолин остался в коридоре, положил палец на спусковой крючок автомата. Рядом — Варакушкин и Бядуля. Терновой направился в конец прохода и застыл у маленькой деревянной двери. Там — комната с двумя сейфами, жилье офицера. Они — тоже цель рейда.

Смолин знал, что начальник крепости, баварец Энцерот Даус, опытный и безбоязненный человек. По сведениям партизан, солдаты форта зовут его «майстер тодт» — мастер смерти. Ну, что ж, посмотрим, кто на этот раз обвенчается со старой каргой, «майстер»!

За стальными щитами дверей сначала было тихо, но вот все громче и громче стали раздаваться приглушенные ругательства, короткие хриплые крики, звуки ударов.

Внезапно дверь одного из казематов раскрылась, и оттуда выполз, волоча на себе задыхающегося Мгеладзе, немец.

— Святая Мария, спаси! — захрипел артиллерист почему-то по-русски и ткнулся головой в цементный пол.

Шота снова кинулся за дверь.

Бядуля, увидев, что немец на полу еще шевелится, покосился на Смолина: «Добить?»

Взводный махнул рукой: «И без нас отправится к богу!»

Однако артиллерист внезапно вскочил на ноги и, пошатываясь, кинулся к русскому.

— А, щоб на тоби шкура загорилась! — обозлился Бядуля и, взмахнув автоматом, опустил ложе на голову немца.

Тот, будто у него отрубили ноги, рухнул на пол.

Стремительно мчались секунды.

Звуки схватки затихали. Теперь в коридор доносился лишь стук металла по металлу. Разведка выводила из строя орудия крепости.

Один за другим из каменных мешков выбегали бойцы, скрещенными ладонями показывая взводному, что дело сделано.

Поручив Намоконову и Бядуле обойти казематы, Смолин направился с частью разведчиков к офицерской комнате. Она была закрыта изнутри. Возле нее дежурил с автоматом наготове Терновой.

Смолин кивнул солдату.

Филипп постучал.

Никто не ответил.

Разведчик постучал еще раз.

За дверью раздалось ворчание.

— Ви шпэт ист эс? [2]

Терновой оглянулся на Смолина: «Отвечать?»

Взводный утвердительно покачал головой.

— Нойн ур моргэнс, хэр офицер... [3]

— Гляйхь... [4]

Раздался звук поворачиваемого ключа, и на пороге вырос начальник крепости.

Увидев направленные на него автоматы, Даус метнулся к столику, схватил парабеллум.

Кунах вывернул офицеру руку, вырвал пистолет, передал Смолину.

Обыскали пленного, стол, портфель, — ключей от сейфов нигде не было.

— Переведи, Филипп, — покосился Смолин на Тернового. — Мы пришли сюда не с визитом вежливости. Спроси, где ключи?

Терновой перевел.

Немец покачал головой, сказал, морщась:

— Ихь фэрштэе нихьт. [5]

Смолин кинул Мгеладзе:

— Проведи его по казематам, Шота. Быстро!

Баварец и Мгеладзе вернулись почти тотчас. У Дауса мелко тряслись губы, и бледная синева заливала лицо. Он обессиленно опустился на стул и что-то забормотал.

— Что там еще, Филипп?

— Он говорит, у него присяга, лейтенант.

— Скажи ему, это меня не касается. У меня — своя присяга.

Даус выслушал перевод, исподлобья посмотрел на русского, пожал плечами.

— Ну, вот что, Филипп: переведи, у меня нет времени на дебаты. Через минуту будет поздно. Я его расстреляю.

Немец внезапно вскочил на ноги, отстранил Тернового, вытянулся перед Смолиным, прохрипел:

— Яволь, герр оберст! [6] — и уронил голову.

Он попросил разрешения одеться, достал из тайника в стене ключи, передал русскому офицеру.

— Скажи ему, пусть напялит на себя все, что есть теплое, — распорядился Смолин. — Пойдет с нами. По морозу. И еще втолкуй, Филипп: мы не свяжем его и не заткнем рот. Но за первое же громкое слово — на тот свет.