Есть какое-то общее заблуждение о том, что в психотерапии речь идет о ненависти к своей матери. Например, триллер Джона Катценбаха «Аналитик» начинается с описания работы психоаналитика:

Через год он уже готов был умереть, он провел большую часть своего пятьдесят третьего дня рождения, как и большинство других дней, выслушивая жалобы людей на своих матерей. Легкомысленные матери, жестокие матери, матери, сексуально провоцирующие. Умершие матери, которые остались живы в сознании своих детей. Живые матери, которых их дети хотели бы убить (Катценбах, 2003).

По моему же опыту, люди обычно испытывают сложности в том, чтобы жаловаться на своих матерей. Большинство моих клиентов очень защищали своих матерей. Они идеализируют их, потому что они мучительно жаждут их любви и одобрения, в которых они никогда не чувствовали уверенности. Они очень неохотно критикуют своих матерей. Успех терапии во многом зависит от того, смогут ли они встретиться лицом к лицу с человеческими слабостями и неудачами своих родителей и смогут ли они отказаться от надежды, что однажды им удастся получить ту любовь и заботу, которую родители не дали им в детстве. Они вырастают, когда со все растущим состраданием понимают, что их родители — обычные человеческие существа, которым свойственно ошибаться, и что не бывает идеальной материнской или отцовской любви.

Принятие факта, что родители неидеальны и испытывают различные сложности, ведет к принятию себя.

Упустив некоторые свои чувства в детстве, а также страдая от недостатка регуляции этих чувств в раннем возрасте, люди обычно прибегают к защитной практике, считая, что они могут справиться самостоятельно. Они пытаются жить согласно какому-то идеальному представлению о себе, при соответствии которому они были бы любимы каким-то идеальным родителем (обычно тем, у которого нет никаких потребностей), и, естественно, терпят неудачу за неудачей; или они отрицают, что у них есть беспокоящие их чувства или что отношения с другими людьми в самом деле очень много значат.

Недостающий опыт признания чувств и распознавания их другим человеком, а в особенности переживание сильных чувств и принятия их другим человеком, обеспечивается психотерапевтом. И что важнее всего, когда терапевт и клиент терпят неудачу в понимании друг друга или не соглашаются друг с другом в отношении чего-то важного и в отношениях случается «поломка», терапевт демонстрирует, что отношения можно «починить». Этот цикл «поломка» — «починка» крайне важен для надежных взаимоотношений. Осознание того, что, несмотря на любые перебои в коммуникации, их последствия можно будет исправить, является источником уверенности во взаимоотношениях и в том, что регуляция будет восстановлена. Медленно, в ходе разного рода ситуаций, проживаемых с психотерапевтом, формируются новые эмоциональные мускулы, способность быть услышанным и слушать, слушать и быть услышанным. Эмоциональными состояниями можно поделиться, их можно разделить — вербально и невербально.

Есть переживания, как мы видели в главе II, которые происходят в младенчестве. На самом раннем этапе жизни безопасность и принятие обеспечиваются прикосновением. Но по мере взросления мы все чаще используем словосочетание «поддерживать друг друга». Младенцы в депрессии, малыши, пережившие насилие, дети, которыми пренебрегали, упустили, недопережили эти ощущения физической и вербальной поддержки. Их чувства и состояния недостаточно распознаны, приняты и урегулированы. Они не смогли научиться тому, что любые состояния могут быть «поддержаны» и что неудача в принятии чувств или управлении ими может быть исправлена. Вместо этого они находят какой-то способ самосохранения, и этот способ является защитным по своей сути. Затем они пытаются через всю жизнь пронести эти защитные стратегии, навсегда отрезанные от потока взаимной регуляции с другими людьми. Они понимают, что что-то идет не так, чего-то не хватает. Они несчастливы. Они находят выход в наркотиках, или чрезмерном потреблении пищи, или в какой-то иной зависимости, чтобы облегчить свою внутреннюю боль.

Психотерапия предлагает возможность проработать и переработать эмоциональные стратегии, но это требует большого количества времени и денег. Недостаточно организовать новую нейронную сеть, предлагая новые эмоциональные переживания и новый эмоциональный опыт. Для того чтобы эти сети установились и заработали, требуется снова и снова использовать новый способ регуляции до того момента, пока они укрепятся, «затвердеют». Но как только это случилось, у индивида появляется собственная система регуляции, которая всегда с ним и которая может быть использована при взаимодействии с другими людьми для поддержания душевного благополучия. В определенной степени удается достичь настоящего излечения.

Первые шесть месяцев жизни Альбертины я заботилась о ней дома, в то время покойный супруг продолжал работать. Это опыт настойчиво приводил меня к мысли о том, о чем раньше я как-то и не думала: после рождения ребенка жизни матери и отца расходятся таким образом, что там, где раньше они жили в состоянии некоторого равенства, теперь они существуют в своего рода феодальных отношениях друг по отношению к другу. День, проведенный дома в заботах о ребенке, является полной противоположностью дню, проведенному за работой в офисе. И не важно, каковы относительные достоинства каждого из них, это дни, проведенные на противоположных сторонах света.

Рейчел Каск, 2001:5

Может показаться, что эта книга предполагает, будто все зависит от способности женщины выполнять свою роль матери. Несмотря на то что упоминаются «родители», в ней передается общее ожидание того, что все-таки это практически неизбежно задачи, решаемые женщинами, а не мужчинами. Хотя, разумеется, способность помогать в регуляции другим и управлять своими чувствами не зависит от пола. Мы все это делаем. Абсолютно возможно, что какой-то другой взрослый, настроенный на ребенка и доступный для него, а также преданный идее постоянно быть внимательным к ребенку, будет помогать младенцу в регуляции состояний и заботиться о нем. Все в большей степени отцы принимают участие в этой заботе и даже, в ряде случаев, становятся основным родителем, заботящимся о ребенке. Факт того, что эта деятельность воспринимается как женская, в большей степени является элементом конкретной культуры, так как она вырастает из более ранних биологических императивов. Но в современном мире назначение на эту роль женщины становится все более затруднительным. Женщины теперь редко сталкиваются с процессом заботы о ребенке и его выращивания до момента, когда они рождают своих детей, и редко достаточно уверены в том, что смогут настроиться на своего ребенка, отражая мужскую неуверенность при принятии подобной роли.