Осмотрев позиции и людей, Столетов вернулся в свой шалаш и стал готовить донесения. Думая о будущем ополчения, в первом донесении он привел прощальное письмо Гурко и далее написал: «Бой под Ески-Загрой показал, что болгары могут драться и умирать героями. В конце концов, по моему крайнему убеждению, мы должны преодолеть все затруднения и сформировать правильную болгарскую милицию в возможно большем размере». Донесение Столетов адресовал прямо в Главную квартиру, надеясь, что, может, это убедит князя Черкасского.

Потом внимание генерала привлекла записка об утраченном обмундировании и снаряжении, и он спросил адъютанта Ильина:

— Штабс-капитан, это потери с убитыми и ранеными?

— Нет, ваше превосходительство, о потерях в людях и их снаряжении указано в сводке, приложенной к боевому донесению.

— Куда же это девалось? Как обосновать списание?

— Скатки и мундиры под раненых подкладывали, отдавали беженцам. И котелки тоже. Некоторым семьям не в чем было принести воду и готовить пищу, а полно было стариков, женщин, детей, больных. Сапоги у многих развалились, да и ноги сбили в кровь. Кстати, ваше превосходительство, солдаты и драгуны тоже отдавали все с себя беженцам и раненым.

— Драгуны нам не пример. За них есть кому заступиться. Сам великий князь им благоволит, а вот князь Черкасский только и ждет, в чем упрекнуть бы ополченцев. Сколько при этом оружия потеряно?

— Ружей утрачено меньше, чем число убитых и раненых. Многие ополченцы принесли по два ружья.

— Так вот и пишите, что, несмотря па такие потери, эти люди принесли с собой не только свое оружие, но и ружья товарищей, павших на иоле боя.

Свое донесение в штаб корпуса Столетов закончил словами: «Вынужден просить сменить ополчение с Шип-кинского перевала ротами Орловского полка. До крайности неисправна доставка хлеба. Неимение сухарного запаса — почти поголовно; отсутствие обуви; патроны подмочены и вряд ли в настоящее время годны. С началом холодной и сырой погоды многие отлучаются самовольно искать хлеб и одежду; впереди — изнурительная лихорадка и голодный тиф; чтоб спасти ополчение, необходимо вывести по крайней мере в г. Габрово, дать им отдых, укомплектовать и все исправить. Палаток у нас нет».

Вскоре на перевале суточная норма хлеба была снижена до 1/4 фунта (100 г) па человека.

Начальник штаба армии ответил, что помощи дать не может, кроме двух заново сформированных дружин из Велико Търново и Систово.

Положение Дунайской армии было трудным. С запада, из Плевны, грозил Осман-паша. С востока наступлением от Рущука турецкие войска пытались отсечь армию от переправ. Прорыв ликвидировала 33-я дивизия генерала Тимофеева. Кроме того, Главная квартира боялась удара от Осман-Базара на Велико Търново, резиденцию императора, и просила из России подкрепления.

Это понимал не только Столетов, но и многие офицеры. Столетов сознавал, что сломался в самом начале главный замысел плана Обручева — Милютина, предусматривающий численность передового отряда в 160 тысяч человек. Ныне против кадровой многочисленной и хорошо вооруженной армии отправили через Балканы отряд Гурко всего в 12 тысяч штыков. И он, уже воевавший против численно превосходящего противника и понесший потери, вряд ли мог закрепить успех.

Неправильно было использовано и болгарское ополчение. Оно шло в составе русских войск и было лишено возможности проникать во вражеский тыл и становиться ядром восстаний в Южной Болгарии... Но на то была воля государя.

На следующий день после отказа в помощи Столетов разрешил дружинам спуститься с перевала в деревню Шипку. Там в разграбленных турками и брошенных населением домах ополченцы обсушились, подлатали одежду и даже ухитрились испечь хлеб. Но этот комфорт длился недолго.

Облака пыли на дороге из Казанлыка стали выше и гуще, сквозь гул потока беженцев доносились выстрелы. Было ясно, что это башибузуки и черкесы настигали беженцев и творили расправу. Разведчики сообщили, что турки стали на бивак на Казанлыкских высотах.

Столетов приказал 4-й дружине, если она окажется под угрозой окружения, оставить деревню Шипку и отходить к перевалу. А на следующее утро телеграфировал Радецкому: «Весь корпус Сулейман-паши, видимый нами как на ладони, выстраивается против нас в восьми верстах от Шипки. Силы неприятеля громадны, говорю это без преувеличения; будем защищаться до крайности, но подкрепление решительно крайне необходимо».

Передавая в ставку донесение Столетова, Радецкий добавил: «Предполагая, что можно ожидать наступления главных сил со стороны Осман-Базара, я оставляю резерв до времени близ Търнова».

Деревня Шипка горела. Снаряды падали и падали, обрушивая на защитников град камней и горящие головни.

Мимо по шоссе неслось месиво обезумевших людей и скота. Николов метался от взвода к взводу и твердил одно: беречь патроны. Их было мало, а день еще только начинался.

К четырем часам пополудни вместо башибузуков и черкесов пошли в наступление части низама фронтом в десять верст, упираясь флангами в села Янина и Шей-ново. 4-й дружине оставалось или погибнуть среди развалин, или хоть немного усилить собой малочисленный гарнизон перевала.