Иван даже удивился: как же так, по одной брошенной фразе Ушаков раскусил его, будто орех. Воистину немалых талантов человек — Андрей Иванович. Не зря императрица его поставила покой государства и свой собственный сохранять.

— Ваше сиятельство, — заговорил Елисеев-старший.

— Брось, — приказал Ушаков. — Зачем парню жизнь калечишь? Нет в нём призвания к службе ратной. Даже мне, дураку старому, видно, а уж тебе, отцу, сам Господь сие видеть велел. Прозри, Егорий! У тебя Ванюшка, чай, не единственный сын?

— Ещё двое имеются, — с гордостью подтвердил Егорий Савелич.

— Такие же статью обиженные?

— Никак нет! Орлы высоченные, кровь с молоком! — обиделся за сыновей Елисеев-старший.

— Ну, так пусть они и идут в гвардию, а что с твоим старшим отпрыском делать, мы покумекаем. Скажи-ка, Иван, ты грамоте обучен?

— Так точно, — по-военному рапортовал юноша. — У батюшки моего в доме имел я пребывание в строгом отеческом учении, и букварь вытвердив, учён был батюшкою чтению сперва по Псалтыри, а после Псалтырь и Часослов переписал семь раз весь, а также Экзерцицию переписал семь раз всю, а по тому изволил батюшка носить мне из полковой канцелярии ордеры, и пароли, и табели, и ведомости, и то всё я писал немало и твердил, и батюшка при всём том был мне наставник. И тако бывало, что от сна меня пробудив, велел писать табели и ведомости на память тотчас. И за всякое упущение моё, а особливо за писание невнятное, чинил мне батюшка отеческое немалое наказание, и через то я науку добре возымел.

— Молодец, — сдержанно похвалил Ушаков. — А касаемо писания невнятного поясни — как оное дело нонче обстоит? Пошли на пользу отеческие наказания?

— Науку, коя носит название каллиграфия, я тоже превзойти сумел.

Ушаков довольно хлопнул в ладоши.

— Вот мы и проверим. А ну, садись за стол. Бери чистую бумажку из стопы. Вот тебе перо, вот чернильница.

— Что писать, ваша светлость? — спросил юноша, присев за широкий стол Ушакова и подвинув поближе письменные приборы.

— Пиши следующее: «Под страхом смертной казни обязуюсь содержать себя во всякой строгости и порядке. Об имеющихся в Тайной канцелярии делах, а именно, в какой они материи состоят, ни с кем разговоры иметь не буду и ни при каком виде никогда упоминать не стану. Обязуюсь содержать всё в высшем секрете, ни к каким взяткам ни под каким видом не касаться», — продиктовал Ушаков.

Иван старательно, без помарок, заскрипел остро отточенным пером. Закончив, приподнял голову.

— Ещё что написать?

— Дай бумагу, — протянул руку Ушаков.

Пробежался глазами по написанному, одобрительно кивнул и вернул листок Ивану.

— Ставь дату и подпись.

Не особо вдумываясь в сказанное Ушаковым, Иван поставил дату и аккуратно вывел свою подпись. Посыпал бумагу песочком, чтобы буквы не размазались, а потом тщательно смёл. Всё это время отец безмолвно наблюдал за действиями сына. Нижняя губа Егория Савелича дрожала.

Ушаков ещё раз ознакомился с написанным, похвалил Ивана за разборчивый почерк и сунул бумагу в верхний ящик письменного стола.

— Ну, Иван, сын Егориев, могу тебя поздравить с поступлением на службу. С сего дня зачисляю Ивана Савельева в штат Тайной канцелярии на должность копииста с положенным денежным жалованьем в сорок пять рублей в год, а это поболе, чем тебе бы в гвардиянусах платили. Кланяйся, невежа, — весело приказал Ушаков.

Однако первым к ногам всесильного главы Тайной канцелярии поклонился отец Ивана. Ошеломлённый столь неожиданным поворотом юноша замешкался, и тут же мощная отцовская длань легла ему на шею, заставляя согнуться чуть ли не в три погибели.

Чья-то рука прикоснулась к моему плечу, сжала, последовал резкий толчок. Чувствительный, было больно. Зачем? Что я сделал?

Толчок вырвал меня из иной реальности, кабинета Ушакова, папеньки… папеньки?!

— Иван, очнитесь. На сегодня хватит. Да просыпайтесь же!

— А?! Что?! — Я всё ещё не мог прийти в себя и ошеломлённо моргал, не понимая, что происходит.

Наконец, зрение сфокусировалось на лице Арсения Петровича. Тот выглядел немного испуганным.

— Арсений Петрович… Вы? Что происходит, где Ушаков?

— Не волнуйтесь, всё в порядке. Вы по-прежнему в лаборатории, совершили первый прыжок в прошлое, подключились к сознанию своего предка. А Ушаков… Позвольте, Ушаков Андрей Иванович, глава Тайной канцелярии?

— Да, он. Меня, то есть моего предка пристроили к нему копиистом. Буквально только что… И всё это произошло словно со мной.

— Это нормально, — пробормотал Арсений Петрович, но как-то неубедительно.

Он вытер со лба крупные капельки пота.