Инфантьев Вадим Николаевич
Шрифт:
— Спиртом тебя тоже начальник штаба угостил?
— Т-так точно! Лично сам поднес кружечку и на закуску соленый огурчик, во! И вообще сегодня на батарею положено дополнительно сто грамм, за победу.
— Идите. Спасибо.
Я подозвал Коваленко.
— Забирай пленных, документы, акты, садись в машину — ив штаб полка. И вот еще что. Видишь, как мы точно засечены. Втолкуй Евсееву или начальнику штаба, что нужно ночью сменить позицию, не то однажды нас разнесут в пыль, вернее, смешают с грязью. Пусть пришлют хоть один трактор, именно трактор, а не машину. Тут болота. Позицию выберу вечером.
Потом мне пришлось ругаться с начальником штаба майором Балкановым. У него сверху срочно запросили, кого награждать. А связь с нами оборвалась: перемещалась тяжелая батарея и намотала на свои колеса метров триста нашего провода. Балканов впопыхах взял и дал по штатному списку. Раз стреляли прямой наводкой, значит, представляется командир огневого взвода, все четыре командира орудия, наводчики… Но на самом-то деле огонь открыл Коваленко, второе орудие не стреляло, оно в ремонте…
— Ничего, потом при случае представим других, — успокоил меня Балканов. — Нарочный с пакетом уже отправлен.
— Да поймите же, товарищ ноль-второй! Первым заметил цель разведчик Иголкин, огонь открыл Коваленко. Ведь с таким, как у вас, награждением, мы смертельно обидим людей, на всю жизнь. Уж лучше тогда никого не награждать, чем так! И Астафьева надо тоже, это он так подготовил батарею, я здесь без году неделя.
Но Коваленко обязательно. Он правильно оценил обстановку и назначил огневую завесу.
Кое-как уговорил позвонить об отмене первого представления и посылке второго пакета. А то как бы больно обидели младшего лейтенанта Коваленко! Я-то знаю, как это больно.
Потом я ходил по расчетам и пытался втолковать, что прямое попадание снаряда в самолет — редкая случайность, а то, что вовремя поставили огневую завесу и дали плотный огонь, — результат слаженности батареи. Бойцы смеялись и мне не верили.
Вечером я выбирал место для новой позиции — сухую полянку в километре от нас…
Подошел запыхавшийся солдат:
— Товарищ комбат, начальство приехало… генерал… ругаются, что вас нет.
Я побежал на батарею.
На дороге у позиции стояли «эмка» и полуторка. Посередине позиции группа офицеров курила и разговаривала с генералом. Когда я представился, генерал проворчал:
— Начальство к нему приехало, а он разгуливает.
— Я позицию выбирал. Эту надо сменить: она точно засечена.
— Другие тоже засечены, но стоят, держатся.
— Полевые батареи привязаны к месту, товарищ генерал, для них смена позиций означает пересчет всех данных для стрельбы и всю пристрелку заново… А для нас километр вправо-влево погоды не делает.
— У вас начальник есть.
— Я командир подразделения. Имею право на самостоятельные решения?
— Постройте батарею…
Батарейцы выстроились в две шеренги. Генерал от имени Верховного Совета вручил награды мне, Коваленко, Воскобойникову, командирам орудий и номерам. Поздравил. Мы крикнули «ура». Генерал распорядился о выдаче винного пайка дополнительно, и я скомандовал разойтись.
— Ко мне заедете, товарищ генерал? — спросил подполковник Евсеев.
— Непременно, и командира батареи прихвати.
— Разрешите, только отдам распоряжение? — попросил я и, подозвав командиров взводов, велел им готовиться к смене позиции.
Коваленко заметил:
— Я в штабе узнал, что скоро передислокация. Стоит ли возиться? Авось проживем спокойно.
— Вот, наверно, из-за этих «авось» да «небось» мы и стоим сейчас под Ленинградом, а не под Кенигсбергом, — отрезал я. — А накроют сегодня или завтра, тогда что?
— Да мы у него па планшете давно.
Я подумал, подумал и ответил:
— Вот что, обсуждайте сами, хоть всей батареей: как решите, так и будет. Я поехал.
Сидел в кузове полуторки, вцепившись обеими руками в борт, и сумбур в голове.
Как все в жизни странно! Ни за что ни про что получил орден. А сколько мучился с «козой», сам ее создал, воевал — и ничего… Начальник штаба дивизиона, когда подписывал наградные листы на расчет «козы», заметил, что обо мне позаботится начальство повыше. До меня ли начальству сейчас?.. И на кой черт я устроил на батарее плебисцит по вопросу смены позиции? Раздолбают батарею, и все — сверху и снизу — обвинят меня, скажут, что знал и мер не принял… Но, раз уж обещал, отменять нехорошо.
Вскоре полк передислоцировался под Пулково.