Я иду к Люсе.

— Где ты пропадаешь? Я так беспокоилась! — Люся встревожена моим долгим отсутствием. — Сегодня я в первый раз провела урок немецкого языка в школе. После работы зашла к тебе на биржу — но тебя уже не было. — Она протирает полотенцем тарелку, искоса поглядывает на меня.

— Уходил по поручению Шварца, потом снова вернулся.

— Когда это было? Я была там в пять часов, и Шварц сказал, что еще в два часа ты ушел к врачу.

Лица ее я не вижу, но чувствую, что она волнуется.

— Не знаю, как он мог тебе так сказать, если сам в два часа послал меня к военному коменданту.

— А я так беспокоилась.

— С чего бы это? — говорю я как можно мягче.

— Не знаю, какое-то предчувствие… И черная кошка перебежала мне сегодня дорогу… Есть будешь?

— Нет.

Мы входим в свою комнату.

— Ты никого ни в чем не подозреваешь?

— А кого я должен подозревать?.. И в чем? О ком ты? — отвечаю вопросом на вопрос,

— Да нет, я так просто. — Люся села на кровать и вдруг заплакала.

— Мама спит? — Я обнимаю ее за плечи.

— Спит.

— И Клава спит?

— И Клава. — Она успокаивается.

— Ты от меня что-то скрываешь, — снова начинаю я.

— Это не я скрываю, а ты, — произносит она раздраженно. — Так поздно стал приходить домой. Вечером, когда ты где-то пропадаешь, мне кажется, что тебя схватили. Я прислушиваюсь к каждому шороху и почему-то думаю: «Вот идут и за мной…»

Скрывая волнение, закуриваю сигарету. Мы лежим на широкой тахте.

— Выкинь эти глупые мысли из головы.

— А я ничего не скрываю от тебя. — Люся нежно прижимается ко мне. — Откуда ты этовзял?

— Вот и хорошо, — отвечаю я, подумав, что о своей связи с Кривцовым она умолчала. — Остерегайся лишних разговоров.

— Остерегаюсь… Мне всегда так не хватало тебя. — Она ласково гладит меня… — С кем это ты пил самогон?..

«Надо еще составить фальшивые документы об инвалидности на здоровых людей, которых готовят к угону в Германию», — мелькнуло в сознании, и я забылся тревожным сном…

Мне снился Днепр, лодка… Я куда-то все плыл и плыл… Слышалась где-то немецкая речь… Снилась тюрьма…

Когда я проснулся, меня охватило тревожное предчувствие неотвратимой беды.

Прошло два дня, полных тревог и раздумий.

На бирже все благополучно. Я не чувствую, что Густав Шварц в чем-то меня подозревает. Он приказывает. Я выполняю.

И вдруг пропал Хромов. Обыска у хозяйки не производили, и за ее домом слежки как будто не было. Значит, его взяли где-нибудь на улице. Жив ли он? Где находится? Ничего этого я не знаю. Как в воду канул подпольщик, конспиратор, строгий наставник и верный товарищ.

Нить оборвалась.

Вторым в нашем звене был Науменко.

Обычно он присылал связного, через которого я передавал бланки-документы с печатью и подписью военного коменданта. Эти аусвайсы выручали военнопленных, бежавших из фашистских лагерей. Тот же связной передавал мне фамилии тех, кого следует вычеркнуть из списков, поступающих на биржу. Это списки с фамилиями рабочих, которых немцы регистрировали как «не явившихся на работу без уважительных причин». Подпольный центр нуждался в помощи своих членов, поэтому люди отправлялись выполнять задания, выходили за черту города и часто по нескольку дней отсутствовали. Чтобы скрыть от немцев истинное положение дел, я вычеркивал из списков нужные фамилии из числа неявившихся, и благодаря этому полицаи лишались возможности их искать по домашним адресам.

И сейчас, на мою беду, связной от Науменко в назначенный им срок тоже не появился. Я был в полном неведении. По условиям конспирации адреса его я не имел. Фотография у Кривцова изобличает меня. Интуитивно чувствую приближение беды. Это бывает у людей, работающих в экстремальных условиях. Инстинкт самосохранения заставляет принять единственно правильное решение — сорваться и уйти с концами — и как можно скорее.

Наступило утро моего ухода из Люсииого дома. Люся в своем сиреневом платьице собралась идти в школу, где преподавала немецкий язык. Она долго прилаживала косынку, словно оттягивала минуту прощания, о котором вовсе не догадывалась. Наши взгляды встретились в зеркале, висевшем в передней… И вот я в кабинете Шварца.

— Zur Stelle! [19] — рапортую я.

— Ist gut! [20] — отвечает Шварц, копаясь в каких-то бумагах. Он передает мне несколько листков. Это списки рабочих, которые вчера не явились на работу. Приказывает проверить, находятся ли они сегодня на своих местах. Если снова кто-нибудь отсутствует, следует немедленно послать полицая по их адресам и привести их к Шварцу. — Я разберусь, — говорит он. — Саботажникам и дезертирам место в лагерях, а не на свободе!