Брата Селены такое объяснение, похоже, устроило. По крайней мере, он кивнул и отвернулся. Но потом снова посмотрел на нее.

— А стакан молока? — спросил он.

— Нет, спасибо… Все равно спасибо.

Он рассеянно нагнулся и поскреб лодыжку.

— Как зовут парня, за кого она выходит? — спросил он.

— Джоан? — переспросила Джинни. — Дик Хеффнер.

Брат Селены продолжал чесать лодыжку.

— Он капитан-лейтенант на военном флоте, — сказала Джинни.

— Подумаешь.

Джинни хихикнула. У нее на глазах он расчесал лодыжку докрасна. А когда принялся расцарапывать ногтем какую-то сыпь на икре, Джинни отвела взгляд.

— А откуда вы знаете Джоан? — спросила она. — Я вас у нас дома вообще не видела.

— Я никогда и не был у вас дома.

Джинни помедлила, но деваться было некуда.

— Так где же вы тогда с ней познакомились? — спросила она.

— На вечеринке, — ответил он.

— На вечеринке? Когда?

— Яоткуда знаю? Рождество 42-го. — Из нагрудного кармана пижамы он двумя пальцами извлек сигарету, на которой, похоже, и спал. — Спичек киньте? — сказал он. Джинни передала ему коробок со стола. Брат Селены закурил, не разгладив изгиб сигареты, обгоревшую спичку сунул обратно в коробок. Откинув голову, медленно выпустил изо рта огромнейший клуб дыма и снова втянул его ноздрями. Дальше он курил в том же стиле «французский вдох». Весьма вероятно, что не пижон сейчас ломал перед Джинни комедию на диване, но хвастался своим личным достижением молодой человек, который некогда пробовал бриться левой рукой.

— Почему Джоан задавака? — спросила Джинни.

— Почему? Потому что задавака. Откуда я, к чертовой матери, знаю, почему?

— Да, но почему вы так про нее говорите?

Тот устало повернулся.

— Слушайте. Я, как идиот, написал ей восемь писем. Восемь.Ни на одноона не ответила.

Джинни помедлила.

— Ну, может, занята была.

— Ага. Занята. Такая до черта деловая, что противно.

— А обязательно нужно так много ругаться? —спросила Джинни.

— Еще бы, к чертям, не нужно.

Джинни хихикнула.

— А вы с ней вообще долго знакомы были? — спросила она.

— Хватило.

— Ну, в смысле, вы ей когда-нибудь звонили или что-нибудь? В смысле, вы ей вообще когда-нибудь звонили?

— Не-е.

— Ну так господи. Если вы ей никогда не звонили или что…

— Да не мог я, елки-палки!

— Почему? — спросила Джинни.

— Меня не было в Нью-Йорке.

— О. А где вы были?

— Я? В Огайо был.

— Ой, вы там в колледже учились?

— He-а. Бросил.

— Ой, вы служили в армии?

— Не-а. — Рукой с сигаретой брат Селены постукал себя по груди слева. — Мотор, — сказал он.

— Сердце? — уточнила Джинни. — А что с ним?

— Откуда я,к чертовой матери, знаю? В детстве у меня был ревматизм. Чертов гемор…

— Может, вам тогда бросить курить? В смысле, вам разве не полагается не курить или как-то? Врач говорил моему…

— A-а, да они чё угодно наговорят, — ответил он.

Джинни ненадолго прекратила обстрел. Очень ненадолго.

— А что вы делали в Огайо? — спросила она.

— Я? Работал на идиотском самолетном заводе.

— Правда? — переспросила Джинни. — Вам понравилось?

— «Вам понравилось?» — передразнил он. — Да я всей душой полюбил там работать. Обожаюсамолетики. Они такие лапушки.

Но Джинни уже слишком увлеклась и потому не обиделась.

— Сколько вы там проработали? На самолетном заводе?

— Елки-палки, да откуда язнаю? Тридцать семь месяцев. — Он встал и подошел к окну. Выглянул на улицу, почесал большим пальцем позвоночник. — Поглядите только, — сказал он. — Дурачье чертово.

— Кто? — спросила Джинни.

— Откуда язнаю? Кто угодно.

— У вас из пальца кровь сильнее пойдет, если вы его так вниздержать будете, — сказала Джинни.