На «поле битвы» за организованную встречу Нового года появился еще один персонаж — Иван Андреевич Бугреев — заместитель командира лодки по политчасти. В короткий срок он развил бурную деятельность, в которую оказалась втянутой и научная группа. Радаков и Соловьев рисовали заголовок стенгазеты, название которой пришло само собой: «Северянка». Потайчук творил заметку, а мне пришлось рифмовать текстовки на злобу дня. «Огонек» пока вел себя пассивно. Период акклиматизации у него несколько затянулся, он неохотно покидал выделенное ему ложе. Однако горизонтальный образ жизни не помешал ему внести свой рациональный вклад в подготовку торжества. Еще из Москвы он предусмотрительно вез в своем чемодане головку от детской куклы и игрушечного деда–мороза. Обезглавив последнего и увенчав почтенную фигуру другой головой, к которой приклеил колючие рыжие усы и бороду, Володя получил очень ценный для сегодняшней обстановки гибрид — «деда–Нептуна».

Два кока подводной лодки готовили торт. Елки — откуда?! — выросли во всех отсеках. Каждая убрана в своем стиле; игрушками в основном служило «местное сырье». Трюмные в центральном посту украсили ее гаечными ключами, болтами и отвертками. В шестом отсеке у электриков хвою отягощали предохранители, пробки и другие номенклатурные электротовары. Первый отсек скромно украшала небольшая елочка из папье–маше, привезенная Радаковым.

Сидя за тесным новогодним столом в кают–компании затерявшейся в океане подводной лодки, мы не чувствовали себя оторванными от Большой Земли. Весь вечер принимал радист праздничные телеграммы, идущие в адрес «Северянки». Неожиданно для нас и поэтому вдвойне приятно прозвучали в «Последних известиях» по радио теплые слова привета, которыми обратилась к нашему коллективу народная артистка СССР Яблочкина.

Праздничная обстановка была бы полной для всех, если бы не качка. Но незадолго до полуночи по лодке разнеслись частые и резкие звуки ревуна.

— Срочное погружение! — скомандовали вслед за этим репродукторы.

Через несколько секунд «Северянка» уже была на глубине, и морская болезнь для некоторых стала ушедшим в предание пережитком старого года.

В тишине прозвучал первый тост, воздававший должное уходящему году. Его по корабельной трансляции провозгласил Шаповалов. Затем подняли бокалы за наступивший Новый год, за успехи в работе, за мир на земле и под водой. «Под занавес» был произнесен особый подводный тост за то, чтобы число погружений равнялось числу всплытий. В заключение каждому была вручена памятная грамота Нептуна следующего содержания: «Грамота сия дарована морской душе (имя рек) по случаю пребывания оного в числе первых людей, встречавших новый, 1959 год в подводном царстве Нептуна в море Студеном на «Северянке». По поручению Нептуна грамоту подписали начальник подводной экспедиции и капитан «Северянки». На грамоте было означено и местоположение: широта 71°22,5’ северная, долгота 16°02,0’ восточная, глубина погружения — 50 метров.

Всплыли в четыре утра. Неприветлив Атлантический океан в зимнее время. Лодку кладет с боку на бок, швыряет с волны на волну. Периодически включаем нижний эхолот. На бумажной ленте перо самописца не оставляет никаких следов — в этих местах рыбы нет.

В десять вечера второго января пересекли нулевой меридиан и вошли в западное полушарие. Да, здесь, пожалуй, качает еще больше, чем в восточном! Огромные волны находят с кормы и, обрушиваясь на головы верхних вахтенных, через открытый люк начинают заливать центральный пост. Люк пришлось задраить. Наблюдатели на мостике стоят привязанными.

К вечеру все свободные от вахты набиваются в носовой отсек. Сидят в «три этажа», заняв все три яруса коек, все проходы и ниши. На импровизированном экране–простыне демонстрируется «Девушка без адреса». Во время сильного крена киноаппарат работает с перебоями, и в эти моменты двигавшееся на экране изображение «делает стойку».

Шторм не нарушает заведенного распорядка. Каждое утро ровно в 7 часов над головой раздается щелчок динамика, и в уши врывается зычный голос всегда стоящего в это время на вахте Степана Жовтенко:

— Всем вставать! Койки убирать!

Хочешь не хочешь, а поднимайся. Но третьего января все вскочили с коек без команды, хотя было еще далеко до семи.

— Запущена ракета в сторону Луны, — крикнул выскочивший из своей рубки радист.

Сообщение прослушано с радостным вниманием. А потом пошли догадки, споры, высказывания со ссылками на авторитетные источники. Появилось желание поздравить наших ракетостроителей с таким сенсационным успехом. Взяли на себя смелость и от имени покорителей глубин послали приветственную радиограмму покорителям звездного океана. А шторм не утихает. К вечеру ветер от норда 10 баллов, волнение моря 9 баллов. Бодрствуют лишь вахтенные, остальные лежат и «дичают». Физиономии обросли бородами, так как бритье во время качки — прямой шаг к кровопусканию. С горячей водой плохо, с холодной не лучше. Воду экономят для питья, и умывание считается признаком дурного тона. Исправляя положение, корабельный фельдшер Борис Грачев обошел, вернее прополз, через все отсеки и учинил «протирку» внешности всего экипажа ватой, смоченной в спирте.

В этот день нас постигла беда. Уже несколько дней как затосковал Виктор Фомин. Непрерывная качка, вынужденная стесненность в действиях и в передвижении и непривычный подводный паек — много жирного и острого, в основном консервы, — привели к тому, что «притаившаяся» язва желудка напомнила о себе. Наши медики Дмитрий Зуихин и Борис Грачев давали ему обезболивающее, но легче ему не стало. Пытаясь найти облегчение, он решил пройтись по качающейся лодке, крен которой доходил уже до 47 градусов. И здесь случилось непредвиденное.

В надводном положении, когда лодка идет под дизелями, очень трудно открывать дверь, ведущую из пятого отсека в четвертый. Дело в том, что дизеля «сосут» воздух не только извне через особые магистрали, но и изнутри, из пятого отсека, и при этом с такой силой, что переборочная дверь в четвертый отсек приоткрывается с большим усилием и, как только ее отпустишь, молниеносно захлопывается. И вот когда Виктор «выдавил» эту злополучную дверь, лодку неожиданно резко накренило. На металлической палубе, всегда увлажненной нефтью, Фомин поскользнулся, и освобожденная массивная стальная дверь ударила его в лицо. Когда его, окровавленного, принесли во второй отсек, все решили, что произошло непоправимое. К счастью, кости лица оказались неповрежденными и только в нескольких местах была рассечена кожа.