— Согласен, среди них действительно попадается немало фальшивых людей. От них мы будем постепенно избавляться. И здесь я рассчитываю на твою помощь. Мне кажется, что такой советник, как ты, Тайлер из Эссекса, мог бы украсить любой двор.

— Не гожусь я в придворные, но помочь установить справедливый порядок мы, представители общин, беремся.

— Вот и договорились обо всем, я не ошибся. А в знак моей признательности прими это знамя, — торжественно провозгласил Ричард и кивнул Бомонту.

— Так мы ждем твоих грамот. — Тайлер развернул вышитое шелком полотнище и вскочил в седло.

Повстанческая армия ответила одобрительным ропотом. Король, ощущая угрозу даже в приветственных возгласах, описал круг на нетерпеливо танцующем испанце и отдал прощальный поклон. Одежда на нем была мокрой от пота. Стало вдруг холодно и знобко.

— Едем, и как можно скорее, — бросил он Солсбери, с трудом сглатывая горькую как полынь слюну. — Но только не в Тауэр. Мне бы не хотелось возвращаться туда.

— Понимаю, — эрл почтительно склонил красиво седеющую голову. — И уже обо всем позаботился. Если вашей милости будет угодно, двор переедет в Куинс Уордроб. Там достаточно помещений, и мы разместимся с большими удобствами.

— Все осквернено! — Ричард не мог думать об оставленной крепости без содрогания. — Как я ненавижу этих омерзительных сервов! Да, да! — повторил он, словно прислушиваясь. — Я их ненавижу.

Ведя беседу с Тайлером, король не ощущал ненависти. Было что-то другое, не до конца осознанное, загнанное в потемки, где прятались давние ужасы и отголоски детских кошмаров. Ненависть пришла именно сейчас, когда посреди необъятного поля королевский поезд разворачивал лошадей. Она просочилась изнутри и извне вместе с липким холодком приклеившейся к телу рубашки. В ней сплавились осознанное и подсознательное, подавленная, но еще не отмершая воля, инстинкт. И у нее было лицо с резкими незабываемыми чертами.

— Милый сын, как же я боялась! Да у тебя ни кровинки в лице! — улучив минутку, шепнула королева. — Что он сделал тебе, этот вампир?

— Потом, матушка, потом я вам все расскажу! — Ричард что было сил вонзил шпоры. Благородный конь оскорбленно заржал и понесся наискосок через зеленый ячмень.

— Теперь я видел его, — процедил сквозь зубы Бомонт, пристраиваясь рядом с Солсбери. — Теперь все!

— Ты о чем? — не понял вечно озабоченный эрл.

— Я искромсаю его на куски, клянусь небом!

— Не богохульствуй, рыцарь. Лучше поезжай вперед. У нас очень мало времени, а работы предстоит уйма… Петиции у тебя?

— Да, милорд.

— Дай-ка гляну! — Солсбери действительно только глянул, потому что читать на скаку было непросто. — Лети в Тауэр, — приказал он, пряча свиток. — Заберешь всех переписчиков и быстрей в Уордроб. Сейчас самое важное — как можно скорее наляпать побольше этих чертовых грамот… Дела идут не так плохо, мой мальчик.

Отзвонили у святого Павла, отзвонили у Мартина. Пора закрывать кабаки. Есть король, нет короля, город живет по собственным законам. У него свой распорядок. Затаился в ночи, взбаламученный, недобрый, то ли спит, то ли притворяется. Чьи-то тени, крадучись, проплывают в лунной слякоти. Много их, не сосчитать. Кто такие, куда навострились? Ничего не известно. Не приведи господь спрашивать. Того и гляди, на бандита нарвешься. Повыпускали из тюрем всякую сволоту, вот и нет покоя ни днем ни ночью. Задвинуты засовы, замкнуты хитрые замки, которыми всегда славился Лондон, но бежит сон, к каждому шороху, к каждому лязгу прислушиваются добрые горожане.

— With whome haldes you?

— With kinge Richarde and the true cornons! [101]

С этим паролем выходили из тюремных подвалов, он раскрывал городские ворота, давал койку в странноприимных домах. За молчание или неверный отзыв расплачивались головой. Но беззвучны скользкие тени. Ни оклика, ни ответа. И уверенного шага ночной стражи не слышно на мостовых. Олдермены и те куда-то запропастились. Где советник Хорн? Где почтенный мастер Сайбил? Почему не идут проверять питейные заведения?

Жиденький свет мерещится в доме Томаса Фарингдона, тревожные огни перебегают в высоких окнах замка на Картер-Лейн. Две власти — никакой власти. Давно за полночь, а в тавернах вокруг Людгейт гуляют, и возле Олд-Джюри дым коромыслом, и на мосту. Лишний заработок никому не помешает, но порядок все-таки должен быть. Да и денежки небось кончились у голытьбы.

Неслышно тучи сползаются в небе, а старые кости откликаются: к непогоде, к грозе. Так и теперь чует беспокойное сердце перемещение масс бесформенных, беспросветных, ловит зоркое око мельканье теней.