Шрифт:
Исполинский Змей, гад предвечный, на хвосте стоял перед Богом, перед тем стоял, так послушно, кто сверял часы в вечном мраке. Время-Змей стоял перед Богом, перед «Тем-Кто-Часы-Измеряет», и плыла ладья, приближаясь к межевому столбу Первого Часа.
Молчаливый обелиск, монолитный, был украшен бычьими рогами, Аписа и Мневиса рогами, знаком Тельца этой эры. «Тот-Что-Разделяет-Долину» — назывался фетиш сакральный.
Миновала ладья вещий камень, словно шлюз прошла ей открытый, и замкнул Врата Первого Часа за ее кормой «Тот-Кто-Запечатывает-Землю», и еще одиннадцать Врат предстояло одолеть Ладье угасшего Солнца.
«Долина Ра» — имя первого поля Дуата. Здесь Великий Бог наделяет землями богов, которые ему сопутствуют. В этой сфере он начинает давать указания и заботится об усопших. Это исполнено, согласно предначертанию, что запечатлено в Сокрытом Помещении Дуат. Кто распознает эти образы, сам уподобляется Великому Богу. Это благоприятно для него на Земле, поистине прекрасно! Необычайно полезно это в Дуат для него. «Тот-Что-Раскалывает-Лбы-Врагов-Ра» — имя Первого Часа ночи, который сопутствует в этой сфере этому Богу». [90]
90
Книга Мертвых.
И узнавала тайные знаки моя душа, и помнила имена сокровенные, ибо лежала под бинтами просмоленными, у меня на груди «Книга Мертвых».
Но не было мне пути в Дуат, не было, хоть и родился я под Весами, пути к тем надмирным весам, у которых дежурил Анубис. Я утратил земное имя, а тайного мне не дали. И не был я ни женой, ни дочерью фараона, хоть отпели меня по царскому обряду.
«Нет ни женщин, ни мужчин в Сехет иеру, — напрасно душа утешала, — нет у тени стрелы детородной, нет у тени детородного лука».
Не стоять мне пред Осирисом зеленым, не стоять перед Анубиса шакальей пастью синей, не стоять мне в зале «Правд Обеих», где Маат с пером на темени правит.
Заплутает душа моя во мраке, затеряется, не вылетит к свету. Потеряю навсегда мою душу, как уже потерял мое тело, как давно потерял мою Правду, как теряю последнюю память — лица дорогих и любимых.
Осколки кометы SL-9 по исчисленной траектории неслись к Юпитеру.
«Что станет с Юпитером после столкновения с Землей?», «Кометная бомбардировки Юпитера подтверждает уникальность жизни на Земле», «Комета предпочла Земле Юпитер» и т. д. и т. п.
С приближением рокового дня 22 июля мировой масс-медиа овладела лихорадка. Материалы о сенсационном событии под крупными заголовками помещались на самых видных местах. Прогнозов — от беспечно-наплевательских до сугубо тревожных — было не счесть. Телевизионные выпуски новостей лишь подливали масла в огонь. Вздор, что по большей части мололи газеты, добросовестно воспроизводили, не скупясь на собственные домыслы, телеведущие обоего пола.
Новая информация, если и поступала, то скупыми гранами. Не оставалось ничего другого, кроме как толочь воду в ступе. Кто стращал астероидами и концом света, кто успокоительно посмеивался, демонстрируя ухоженный фас, но все хором пороли чушь, повторяя одно и то же: упадет — не упадет, сойдет — не сойдет, взорвется или расколется.
«Юпитер состоит из газов, поэтому осколки просто пролетят сквозь него», — болтал доморощенный спец, не подозревая, по причине птичьего интеллекта, о том, что сжатый чудовищным давлением водород переходит в сверхплотное металлическое состояние. Ему бурно возражал другой ученый бодрячок с мякиной вместо мозга. По его мнению, гравитационное поле гигантской планеты должно отразить ледяные куски, словно серию мячей в’ теннисном гейме, где безвестный новичок рискнул померяться силами с первой ракеткой мира. Ничего себе получилось сравненьице!
Джонсон едва зубами не скрежетал, выцеживая из пресс-релизов микроскопические дозы полезных сведений. В среде профессионалов тоже царил полнейший разнобой. Астрономов волновали не столько последствия столкновения, сколько сам факт: удастся ли в полном объеме увидеть все подробности предстоящей баталии, насколько готовы запечатлеть ее перипетии земные и орбитальные телескопы. Перспектива вырисовывалась не слишком утешительная: на «Галилей» нельзя было полагаться из-за неисправности антенны и удаленности от поля боя, а на Южном полюсе стояла антарктическая ночь, мела метель и столбик термометра упал ниже пятидесяти градусов по Цельсию. По счастью, из-за плохой погоды решено было продлить на сутки пятнадцатидневный полет шаттла «Колумбия». Приземление предполагалось теперь двадцать третьего. Ожидалось, что в нужный момент Юпитер окажется в поле видимости приборов.
По уточненным данным, первый обломок должен упасть в двадцать часов десять минут по среднеевропейскому времени. В Египте уже будет ночь и, следовательно, Борцов займет свое место в капсуле, установленной, как мостовая ферма на опорах, на двух саркофагах.
В запасе оставались считанные часы, но — перед смертью не надышешься — что они могли дать? Разве что удастся зарегистрировать изменения в сетке пространства — времени?
Дело продвигалось ни шатко, ни валко. Борцов сравнительно легко выходил во вне, но почему-то всегда в прошлое. Его долго носило по архаическим лабиринтам, прежде чем удавалось вылететь на просторы годичной давности. Насколько объективны были такие шарахания в диапазоне пяти тысячи лет? Какая доля в них приходилась на воспоминания о собственном былом и вовсе небывшем, но синтезированном на тонкой кухне ума и знаний? Трудно сказать. Подчас удавалось добыть интересную информацию, способную выдержать самую придирчивую проверку, даже сделать удачное археологическое открытие: Ратмир указал несколько мест в Долине царей, где после раскопок были найдены неизвестная ранее гробница номарха и шесть превосходных статуй эпохи Рамсесов. Но только опережение хода всемирных часов могло однозначно свидетельствовать о полном успехе. Случайные флуктуации в лучшем случае на пятнадцать процентов превышали результат, рассчитанный по теории вероятностей. До обидного мало! Тем паче, что «червячные дыры» действительно приоткрывались, и разницу во времени с абсолютной достоверностью фиксировали квантовые часы. Не удавалось только протиснуться сквозь эту щель, распахнувшуюся, как створки в фотокамере, на тысячные доли секунды. «Затвор» срабатывал не в такт с фазами парадоксального сна. Ни разу не удалось совместиться, достичь совпадения, достаточного для информационной волны. Напрасно лучшие инженеры бились над синхронизатором. Ни одна конструкция не сработала, сорок три миллиона пошли псу под хвост. По сравнению с затратами на создание космической антенны и автономной энергетической станции под гробницей, это, конечно, пустяк, но обидно, хоть плачь. Из-за какой-то игрушки, набитой электронной дребеденью, зависает такой проект! Качается на весах, между землею и небом.