— «Не стираю».

— Грандиозно! Пушкин сказал за нас, за вас, русских, — поправился Джонсон, — все. И вообще великие. От Державина до Ахматовой и Цветаевой. Что ни строка, то афоризм. «Они любить умеют только мертвых».

— Они, — подчеркнул Ратмир, никого не умеют любить. Посмотрели бы вы на наши кладбища. В детстве я жил на Можайке, теперь это Кутузовский проспект…

— Там, вроде, и Брежнев обретался, — продемонстрировал осведомленность Джонсон, — а потом Хасбулатов вселился в его аппартаменты, Руслан Имранович?

— Как раз по той стороне и были два кладбища: русское и еврейское. Даже остановки так назывались. Мы там курили на переменках у обрыва Москвы-реки. На моих глазах выворачивали плиты, бульдозером разрывали могилы. Черепа валялись на каждом шагу. И брежневский дом, и все те, цековские, что рядом, в прямом, да и в переносном смысле, построены на костях.

— Грустная картина, — задумчиво протянул Джонсон. — А как вы вообще относитесь к кладбищам?

— Без особых эмоций… Однажды в Париже, в отеле «Ибис», мне дали номер с видом на кладбище. По странному совпадению, было это в канун дня Всех святых, когда мертвые покидают свои жилища. Представьте себе, что я полночи просидел у окна в тщетной надежде увидеть хоть огонек на могиле. — Ратмир невесело усмехнулся. — Вы не подумайте, я вовсе не суеверен. Просто такая дурь нашла. Было одиноко и скучно, а телевизор осточертел. В рыбном магазинчике рядом с гостиницей я купил дюжину великолепных устриц, а лимон мне дали впридачу. Словом, я остался доволен.

— Чем? Устрицами, или неудачей эксперимента?

— Устрицами, безусловно, а насчет неудачи — не уверен. Я и мысли не допускал, что могут разверзнуться могилы. Но раз уж так совпало, этот день и мое окно, захотелось отдать дань романтической легенде. Люблю средневековье!

— Милая история, мне понравилось… Это тот «Ибис», что на Пляс де Клиши?

— Вы знаете?..

— Париж? Думаю, да. Есть два «Ибиса», но только один из них соседствует с кладбищем. Cimetiere Мопmartre… Мне приходилось бывать в тех местах. Рядом с «Ибисом» отель «Меркюр»… Я даже помню ваш рыбный магазинчик! Там еще был аквариум с лангустами… Вы даже не подозреваете, насколько приятен мне ваш рассказ, какие мысли и ассоциации он вызывает. Может, как-нибудь я тоже сумею позабавить вас похожей историей. А сейчас давайте прощаться. Спасибо за интересную беседу, вообще… за все. Анкету вам в течение часа завезет мой шофер. Увидимся в субботу, уже в самолете. Еще раз советую, не утруждайте себя багажом.

— Но я должен взять с собой хотя бы книги! Без них мне трудно будет работать над сценарием.

— Лучше составьте подробный список. Все, что вам нужно, получите на месте. У нас компьютерная связь со всеми крупными библиотеками.

— Как просто и легко вы решаете вопросы! Право, в этом есть что-то мефистофельское.

— Мы уже рассуждали с вами на эту тему.

— И вы убедили меня, что я не Фауст.

— Надеюсь, что так… У Гете есть одно место, которое он почему-то не включил в окончательный вариант. Жаль! Мефистофель высказывается напрямую:

Два чудные дара Вам милы всегда Блестящее злато И большая…

— Мне оно тоже нравится. В переводе Холодковского. Он более точен, чем пастернаковский.

— Видите, как совпадают наши вкусы? Мефистофельская сентенция косвенно подтверждает ваше интуитивное — скажем так — подозрение. Не я, но мои деньги, в конечном счете, развязывают все узлы, а в золоте действительно есть что-то дьявольское. В золоте и женской плоти.

— Женской — для мужчины, для женщины — в мужской.

— Не могу не согласиться, хотя я думал несколько о другом. Кстати, живя у подножья веселого и легкомысленного Монмартра, в двух шагах от Пляс Пигаль, вы в грустном одиночестве охотитесь за тенями. Экстравагантная причуда, отвечающая вашему умонастроению? Не лучше ли было «снять», как теперь выражаются, хорошенькую парижаночку? Что вам мешало? Средства?.. Допускаю, иначе зачем было останавливаться в двухзвездочной гостинице. Однако вы, не задумываясь, берете дюжину устриц. Недурно. Начало ноября — самый сезон для жирных моллюсков Нормандии. Но стоит это удовольствие не так уж мало. Франков сто?

— Восемьдесят.

— А свободная любовь?

— Не знаю, меня это не интересовало.

— Из принципа?

— По двум причинам: СПИД и любовь, настоящая любовь.

— Причина, собственно, одна — второе детерминирует первое, но ответ достойный, — кивнул Джонс. Он, надев плащ. — Между прочим, не далее, как вчера, пришло сообщение, что в «Долине царей» вскрыта неизвестная усыпальница времен Эхнатона. Или Тутанхамона? В ней обнаружили мумии двух молодых и, возможно, некогда обворожительных женщин. Мы с вами обязательно там побываем… На сем прощайте и позвольте мне выйти тем же путем, что привел меня в вашу башню из слоновой кости. Благо, я не вижу над дверью пентаграммы, что смутила в свое время столь уважаемого нами героя Иоганна Вольфганга Гёте.

— Только деревянная маска Царицы нагов из Шри-Ланки.

— Хорошая маска, но нас этим не запугаешь. Она воздействует лишь на ланкийских чертей.

Доктор Ойджен Шумейкер, его жена Кэролайн и Дэвид Леви рассматривали обработанный компьютером снимок области Оорта, «черного мешка», где собираются, обогнув Солнце по вытянутым орбитам, кометы. «Волосатые звезды», как назвали их греки, — вестницы потрясений и бед.