— «Оскал молодого комсомольского волка…» Эка невидаль, Тим! — заключил, махнув рукой. — Уж эти мне писательские эмоции. Телефоны-то он все-таки дал?

— Дал, причем мне не показалось, что ему пришлось долго рыться в записной книжке. По-моему, все было наготове.

— И вас это удивило?

— Пожалуй…

— Чему же тут удивляться? Конечный пункт — Гонолулу — проставлен у вас в билете, и насчет Парижа нет никаких разночтений. Запрашивали МИД? Запрашивали. С послом встречались? Встречались. Нет вопросов, как говорится.

— Значит действительно все было заранее подготовлено.

— Дайте-ка на секунду ваш паспорт.

— Паспорт? — удивился Ратмир. — Конечно, пожалуйста. Думаете, отметка?

— Вздор. Ваша фамилия уже находилась на контроле… Теперь смотрите сюда, — Джонсон обвел пальцем печать, зацепившую уголок фотографии. — Овировский номер читается совершенно отчетливо. Он продублирован и машинописью внизу. Так что ваш «комсомолец» пытался навесить лапшу на уши. Я правильно воспроизвел расхожее выражение?

— Правильно, Пит. Паспорт в полном порядке.

— Вы только теперь убедились?

— Честно говоря, только теперь. Ведь никогда не знаешь, что они выкинут. Какой фортель.

— Тогда вы вдвойне молодец, хоть и действовали по наитию. Ваш выпад смутил наглеца. Такое никак не входило в их планы. В противном случае вас бы просто не выпустили.

— «Их!» Кто они, Джонсон? Как, по-вашему?

— В первом приближении ответ очевиден. Вам не кажется?

— Еще год назад я бы не задал вопроса. Ответ, что называется, напрашивался. Однако теперь все настолько перемешалось: нынешняя разведка и бывшее КГБ, милиция, чиновники, мафия… Настоящая гидра о семи головах.

— Пока вы назвали всего пять. Если добавить контрразведку, будет шесть. Можете придумать седьмую?

— Боюсь задеть вас, Пит.

— Это шутка, надеюсь?

— Откровенно говоря, я бы не удивился.

— Что ж, спасибо за откровенность… Вы не ждете от меня опровержения? Терпеть не могу разубеждать.

— Я жду умного дружеского совета. По-моему, вы как раз тот человек, Пит, на которого стоит положиться. К кому еще я могу обратиться за помощью?

— Не перестаю изумляться, Тим, вернее, восхищаться! В вас столько всего намешано… Проницательность и, вместе с тем, откровенность, аналитический дар и доверчивость, мудрость архонта и поразительная наивность эфеба. С вами не скучно… Телефончики, что вам дали, не потеряли?

— Нет.

— И слава Богу… Фотография Береники с собой?

— Вот, — стараясь унять дрожь в пальцах, Ратмир раскрыл бумажник.

— Интересная женщина, — оценил Джонсон. — Чувствуется порода. Когда сделан снимок?

— Лет пять или шесть назад.

— Более поздних нет?

— Остались дома, но она мало изменилась.

— В ваших глазах… Что ж, на нет и суда нет. Попробуем разобраться.

— Когда самолет взлетел, а вы так и не появились, я, было, нацелился на Париж.

— Вы еще раньше нацелились. Помните, у вас дома? «Личный интерес», как соизволили изъясниться. Ничего себе, интерес! Пожалуй, я малость переборщил, сравнив вас с эфебом. Да вы просто ребенок, уважаемый мэтр! В Париж, видите ли… Это как же без визы в Париж?

— То-то и оно. Вовремя вспомнил.

— О таких вещах нужно помнить всегда. Всему свой срок. Я ведь обещал вам Париж?

— Не только Париж, — рассмеялся Ратмир, — но полмира! С вами или без вас.

— Вот насчет последнего я, кажется, передумал. При вашей импульсивности… Словом, у нас будет время подумать. В одном тот мидовский парень прав: ничего не предпринимайте самостоятельно. Каждый шаг должен быть выверен.

— Как вы считаете, у нас есть хоть какой-нибудь шанс?.. Ника жива?

— Что я могу вам ответить, дорогой вы мой?.. Возможно. Будем надеяться.

— Значит медлить нельзя.

— Торопиться — тем более.

— И кого нужно слушаться в первую очередь: их или вас?

— Сами знаете, иначе бы не обратились за помощью. Однако и к ним прислушаться стоит. Мы не можем позволить себе и капельки риска. Согласны?

— Согласен, Пит, и спасибо.

— Благодарить будете после. Доверяете мне провести первоначальную, так сказать, рекогносцировку?

— Безусловно.

— Тогда давайте телефоны и фотографию. Я вам ее вскоре верну.

— Хотите переснять?

— По меньшей мере в десяти экземплярах. Может, кто и опознает. Все-таки очень характерное, запоминающееся лицо… Вы не обидетесь, если я задам несколько неделикатных вопросов? «Для пользы дела», как у Александра Исаевича Солженицына. Помните, был такой рассказ?