Кто же он, подлинный Том (Теннесси – его псевдоним) – активный и неутомимый сексуальный гигант, начисто лишённый феминных манер и интересов, или, напротив, крайне уступчивый партнёр, мечтающий отдаться грубому, а иногда и опасному самцу?

Противоречивость его поведения дополняется ещё и обычными для него демонстративными выступлениями в защиту общественной морали, попранной геями (странная привычка для человека, побывавшего в весьма двусмысленных переделках!). Так, он вздумал перевоспитать своих друзей – «педовок», проповедуя им скромность. «Я говорил им – тем, кто слушал, что такое (развязное)поведение делает их «невкусными» в сексуальном плане для любого человека, заинтересованного в сексе… всё пролетало мимо ушей, конечно» .

Заметим в скобках, что сам поборник морали и скромного поведения постоянно чувствует «…косые и пренебрежительные взгляды со стороны персонала отеля, но меня это нисколько не трогало – мне никогда не удавалось ладить с персоналом отелей и с квартирными хозяйками». Ещё бы, ведь он каждый вечер приводил в свой номер новых юнцов, чья профессия ни у кого не вызывала сомнений! А на скольких агрессивных представителей вооружённых сил или вечно пьяных представителей «голубой» богемы в обществе Тома насмотрелись консьержки и портье?! Пожалуй, лишь в Париже он чувствовал себя вполне комфортно, находя жильё, соответствующее его привычкам и вкусам: «Это был вполне беспутный отель; там ничего не имели против юных визитёров» .

Особенно комична одна из историй, рассказанных писателем Дотсоном Рейдером, любовником Уильямса, которую я передаю со слов Льва Клейна. Дело происходило на палубе плавучего ресторанчика в Италии. Однажды его посетители увидели, что к плоту, находящемуся неподалёку в лагуне, подплыли двое парней, скинули плавки и занялись сексом. Теннесси поднял крик, требуя, чтобы столь наглое нарушение нравственности было немедленно прекращено, а преступники понесли заслуженную ими суровую кару. Все уговаривали его угомониться, но он был вне себя. Вызвали метрдотеля, который направил к плоту официанта, наделённого карательными полномочиями. «Молодой официант разделся до плавок, – рассказывает Рейдер.– Мы увидели, как он подплывает к плоту. Он взобрался на него, постоял некоторое время, глядя на то, что проделывали два парня, а затем …скинул свои плавки и присоединился к забаве. Теннесси выскочил из отеля в праведном гневе» .

Чтобы понять трагикомическую подоплёку столь противоречивых поступков и суждений, надо проследить психосексуальное развитие драматурга с самого раннего детства.

Том воспитывался в авторитарной семье, где всем заправлял отец. Что же касается матери, миссис Эдвины, то сын и дочь постоянно находились под её жёсткой гиперопекой. Она лишила Тома контактов с его ровесниками,«с Альбертом или другими грубыми мальчишками» , мальчиками 8–9 лет, к которым он так тянулся, поскольку предпочитала, чтобы он играл с девочкой по имени Хейзл.

В пятнадцатилетнем возрасте с Томом произошла история, отчасти родственная той, что стряслась с Жаном Кокто. «Тем летом было полно мальчишек, от которых я не мог отвести глаз, когда они загорали на скалах у горной речки» . Попав в дождь, «…мальчишки разделись прямо передо мной, а я так и стоял в мокрой одежде, и им пришлось силой раздеть меня. Ничего скандального не случилось, но их красота неизгладима в моём похотливом сознании – как и их доброта» . Какие уж там скандальные происшествия?! В ту пору о них не могло быть и речи.

Бедный Томми как огня боялся близости именно с теми парнями, к которым его неудержимо тянуло. Вот, скажем его друг по студенческой жизни Смитти. Однажды Том был поражён и напуган, увидав детородный орган этого юного красавца: «…его ширинка была полностью расстёгнута, а его раздувшийся член стоял совершенно прямо… Он выглядел оружием, а не частью человеческого тела». Как-то из-за наплыва выпускников университета, собравшихся на встречу, студентам пришлось спать в постели вдвоём. «Когда в спальне выключили свет, я почувствовал, что его пальцы гладят меня по руке и по плечу, сначала едва заметно, а потом, потом… Мы спали, прижавшись друг к другу, и он начал прижиматься ко мне сзади, а я начал дрожать, как осиновый листок. Но дальше дело не зашло.

<…> Я помню, как уже весной, ночью, мы лежали на широкой лужайке, он просунул руку мне под рубашку и гладил верхнюю часть тела своими длинными пальцами. Я, как всегда, вошёл в своё обычное состояние трясущегося осинового листка, и, как всегда, не сказал ему ни одного ободряющего слова» .

Однажды после особо нежных объятий, Смитти предложил: «Давай проведём ночь у меня».

Мы поехали к нему на такси, и несколько раз, как бы в шутку, он пытался поцеловать меня в губы, и каждый раз я отталкивал его.

Не дурак ли, а? Я бы сказал – дурак.

Вскоре после того, как мы вошли к нему, меня вырвало прямо на пол.

Он полотенцем вытер мою блевотину, потом снял с меня одежду и уложил в постель. Когда он лёг вместе со мной, он руками и ногами крепко-крепко сжал меня, а я дрожал так сильно, что тряслась вся кровать

Он держал меня всю ночь, а я всю ночь трясся».

Судьба дала влюблённому Тому ещё один шанс, но психологический блок оказался непреодолимым. На этот раз свидание проходило в пустой квартире Розы, родной сестры Уильямса.