— Как «что»? Моя ноябрьская получка. Сегодня утром управляющий выдал нам деньги. Почему же ты не рада?

— Потому что ты мне лжешь!

— Ты что, шутишь?..

Она взглянула на него. Его молодое, с еще сохранившимся юношеским румянцем лицо уже прорезали заметные морщины; мокрые от дождя волосы поблескивали. Несколько секунд он выдерживал ее взгляд, затем в его глазах появилось беспокойство, и он отвел их в сторону.

— Незадолго до твоего прихода к нам заходил Винкельман, — произнесла Дорис. — Я знаю, что нет никакого управляющего, и еще я знаю, что денег от агентства ты больше не получишь.

— Ну ладно, — смутившись, согласился он. — Я выиграл эти деньги в игорном доме на Кудамм.

— Ты играешь? — удивленно протянула она, и в ее голосе послышались угрожающие нотки. — На последние деньги?

— Что ты называешь последними деньгами? — Рассерженный, он прошелся по комнате. — Те деньги, которые лежат здесь, в твоей коробке? Я их не тронул. У меня была припрятана сотня марок, которой я и рисковал. Что бы я мог с ними сделать еще?

— Ты мог бы, например, внести очередной взнос за стиральную машину и холодильник.

— Но теперь у нас тысяча марок, и ты можешь внести десять таких взносов, — раздраженно бросил он в ответ, останавливаясь перед ней. — Каким образом оказался здесь этот идиот Винкельман? Денежные дела — это мои дела. Я обеспечиваю нашу семью.

— Нет! — тихо, но твердо ответила Дорис. — Это наше общее дело. Ты не виноват, что ваш шеф обманул вас всех. Это наша беда… До сих пор мы всегда решали все сообща. Я тоже думала, что нам делать. Завтра же я начну искать себе место и буду работать до тех пор, пока ты не найдешь себе подходящей работы. Место я буду искать попроще и, наверное, быстрее устроюсь. Как раз сейчас нужны стенографистки…

— Так, — возбужденно произнес Сид. — И ты будешь меня содержать, да? Содержать своего мужа-неудачника? Неудачник — всегда комичная и лишняя фигура. Я пока не хочу играть этой роли. Хотя рискую большим, чем сотня марок…

— Сид, прошу тебя, успокойся! — испуганно остановила его Дорис. Она еще никогда не видела его таким возбужденным.

— К черту! — продолжал бушевать он. — Ответь мне, наконец, рада ты этим деньгам или нет? Это же подарок неба. Мы снова живем!..

Он осекся, увидев, что Дорис, побледнев, начала оседать на пол.

— Что с тобой, любимая? — Он подхватил ее на руки. Тело ее обмякло. Глаза закрылись.

Сид поднял ее и заботливо уложил на софу. Ей стало лучше.

— Принести тебе чего-нибудь? — беспомощно спросил он. — Хочешь коньяку?

Она кивнула и попыталась улыбнуться.

— Сядь ко мне. Все уже прошло.

Он вернулся, неся бутылку и две рюмки.

Взгляд ее тем временем остановился на черной ленте и засохшем букетике траурных цветов, прикрепленных к углу рамки с портретом отца Сида.

«Ему тяжело, — подавленно думала Дорис. — Сначала смерть отца, а сейчас еще эта потеря места. Сказать ему обо всем?.. Нет, не сейчас».

Ей вспомнился отец Сида, высокий, сухопарый профессор. Голос у него был тихий, и жил он в мире своих научных идей. Тем более велико было удивление всех его друзей и родственников, когда несколько лет назад, вскоре после смерти своей первой жены, он женился на очень молодой и очень красивой блондинке с каким-то неясным прошлым. Добрые отношения между отцом и сыном были порваны.

Когда стало известно, что профессор Паули назвал в завещании свою вторую жену единственной наследницей, Сид отказался оспаривать в суде свое право на часть наследства.

«А деньги сейчас очень бы пригодились, — думала Дорис. — За это стоило взяться, но Сид категорически отказался что-либо предпринимать. Он слишком горд, чтобы отсуживать деньги у этой вертихвостки — ведь она похитила у него отца. Но, видимо, он недостаточно горд, если решил превратить нашу жизнь в карточную игру. Я должна ему как-то помочь. Надо сказать ему что-то хорошее, успокоить его».

Вопрос Сида вывел ее из задумчивости.

— Теперь ты лучше чувствуешь себя? — заботливо произнес он.

Она снова кивнула, потом произнесла:

— Ты знаешь, я рада этой тысяче марок. Но обещай мне, что ты больше не будешь играть… и что ты больше не будешь скрывать от меня правду.

— Я обещаю тебе это.

Он поцеловал ее.

— Что же теперь мы будем делать? — спросила она. — Ты не сможешь устроиться временно в какую-нибудь редакцию?