В 1933 году Арно был уволен из Форин Офис, а вскоре при таинственных обстоятельствах погиб. Работа Быстролётова с Арно получила высокую оценку руководства. В сентябре 1932 года он был награжден боевым оружием с надписью: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией».

Впоследствии Вэнситтарт, которому стоило больших трудов замять скандал, связанный с разоблачением этого советского агента в недрах Форин Офис, сказал: «Какое счастье, что такие позорные истории в Англии случаются раз в сто лет». Вэнситтарт ошибался: ему бы радоваться, что в его родной стране они не случались каждый год!

В 1937 году Быстролётов вернулся в СССР, где был арестован по ложному доносу. После освобождения и реабилитации в 1954 году Дмитрий Александрович служил в одном из НИИ Министерства здравоохранения СССР научным консультантом. Умер он 3 мая 1975 года.

После себя Быстролётов оставил мемуарные записки, в которых рассказал о работе в качестве разведчика. Для широкой публики они остаются единственным источником сведений о деятельности Быстролётова на поприще разведки. Однако, восхищаясь его подвигами, надо помнить о том, что в воспоминаниях Быстролётова действительные факты намеренно искажены так, чтобы при проверке они оказались ложными и навели проверяльщика на неверный след. Во-первых, действие его приключений перенесено в побежденные во Второй мировой войне страны, чтобы ни у кого не было оснований для протеста или расследования. Во-вторых, иностранные фамилии искажены до неузнаваемости. Например, одно из произведений Шиллера подарило Быстролётову фамилию Империали. На самом же деле под этим псевдонимом Дмитрий Александрович вывел сотрудницу посольства Франции в Праге, которую ему удалось склонить к сотрудничеству. В глаза бросается и явно неслучайное сходство между Арно и Росси, с одной стороны, и Кингом и Олдхэмом — с другой. Отличить правду от вымысла в воспоминаниях Быстролётова могут помочь только дополнительные документальные материалы из архивов КГБ. Ждем-с…

14 апреля 1939 года нарком иностранных дел СССР Литвинов предпринял последнюю попытку воплотить в реальность систему коллективной безопасности на Европейском континенте, предложив начать переговоры с Англией и Францией для заключения пакта о взаимопомощи против агрессии в Европе. В тот же самый день советский посол в Берлине позвонил во внешнеполитическое ведомство Германии и сделал предложение приступить к переговорам об улучшении советско-германских отношений. В начале мая Литвинова на посту наркома иностранных дел сменил Молотов. В течение нескольких последующих месяцев Молотов вел параллельные переговоры по поводу заключения пактов с Англией и Францией, с одной стороны, и с Германией — с другой.

В это время КГБ разрабатывал самые изощренные секретные операции с целью склонить Германию к подписанию пакта. Через несколько дней после того, как посол СССР передал по телефону предложения советской стороны министерству иностранных дел Германии, германское посольство в Лондоне получило и отправило в Берлин содержание первой из серии английских телеграмм с отчетом о ходе переговоров с Советским Союзом. В этих телеграммах, однако, имелись пропуски и искажения. Например, указывалось, что представители Англии и Франции на переговорах с СССР предложили более выгодные условия и добились большего прогресса, чем это было на самом деле.

Наименее вероятным источником такой информации мог служить германский шпионаж. Шпионские ведомства Германии не могли вскрывать шифры английской дипломатической почты и не имели своих агентов в Форин Офис, которым были бы доступны открытые тексты шифртелеграмм. Неожиданное получение доступа к дип-почте Англии в апреле 1939 года и столь же внезапное прекращение поступления информации за неделю до заключения германо-советского пакта, а также имевшиеся упущения и искажения в перехваченных телеграммах становятся вполне понятными, если предположить, что фальсифицированные телеграммы были подброшены КГБ в германское посольство в Лондоне с целью ускорить переговоры по двухстороннему пакту. Они могли появиться из одного или сразу из двух источников. Первым мог быть капитан Кинг, а вторым — Спецотдел КГБ, успешной дешифровальной работе которого активно помогали советские агенты в недрах Форин Офис. Правда, эта в высшей степени убедительная дезинформация оказалась излишней: выгоды пакта со Сталиным были столь весомы, что Гитлер не нуждался в подстегивании со стороны КГБ.

Таким образом, главным успехом в работе советской разведки против Англии в 30-е годы явилась вербовка двух шифровальщиков — Олдхэма и Кинга, а также пары молодых дипломатов — Маклина и Кернкросса. Переданные ими документы были безусловно важны, кроме всего прочего, и тем, что помогали советским криптоаналитикам в их работе над английскими шифрами. Все четыре агента КГБ в Форин Офис регулярно переправляли в Москву содержание английских дипломатических телеграмм. Их потом можно было сравнить с шифрованными вариантами, что являлось важным подспорьем во вскрытии шифров. У всех четверых была также возможность поставлять в КГБ разведданные, касавшиеся шифрсистем Форин Офис.

В начале 30-х годов техника внедрения агентов, разработанная КГБ в предыдущее десятилетие для борьбы с белогвардейской эмиграцией, была приспособлена для проникновения в аппарат иностранных правительств и военных служб. Самым удачливым агентом стал Рихард Зорге. Но во всех советских панегириках Зорге содержалось по крайней мере одно преднамеренное искажение: славословия в его адрес использовались не только, чтобы почтить память выдающегося разведчика, но и чтобы скрыть успехи советской радиоразведки, формы сбора разведданных, о которой очень редко вспоминали в Советском Союзе.

В 30-е годы перехват был для СССР значительно более важным источником информации о Японии, чем донесения Зорге. Так, в перехваченной и прочитанной шифрте-леграмме, направленной японским военным атташе в Москве подполковником Касахарой в генеральный штаб за полгода до событий в Маньчжурии и за два года до прибытия Зорге в Токио, говорилось: «Рано или поздно [Японии] неизбежно придется столкнуться с СССР. […] Чем скорее начнется советско-японская война, тем лучше для нас. Мы должны понимать, что с каждым днем ситуация становится все более выгодной для СССР. Если говорить коротко, то я надеюсь, что [японские] власти примут решение о проведении быстрой войны с Советским Союзом и начнут воплощать в жизнь соответствующую политику».