Шрифт:
Командир первой и пока единственной в СССР бригады тяжелых танков Дмитрий Шмидт не годился не то что на процесс, но даже на очную ставку. На каждом новом допросе он наотрез отказывался от прежних показаний. Работать с таким все равно что бегать по замкнутому кругу. Сколько времени и нервов погублено зря. А тут еще постоянное подхлестывание сверху, и что ни день, то требовательнее, нетерпеливее. Миронов сочувствовал товарищам, которые вели Шмидта и Кузьмичева. Они тоже находились на последнем пределе. По-видимому, и у Сталина нет полной уверенности, что открытое слушание пройдет столь же гладко, как процесс «Промпартии» или «шахтинское дело». Оно и понятно: высылать раскулаченных и чистить техническую интеллигенцию психологически легче, чем вчерашних единомышленников, товарищей по борьбе.
Домысливая за вождя, Миронов не брал в расчет самый простой вариант. Ненавидеть можно только того, кого знаешь лично, а ненависть устраняет внутренние преграды, если имеется такая предрасположенность. Сталина не устраивали проволочки, ненужная канитель, в сущности, стиль давно изжившей себя машины. Она нуждалась в капитальном ремонте.
Миронов надломился на пустяке. И все потому, что не смог избавиться от вредной привычки осмысливать каждый новый сигнал. От него требовалось одно: четкое исполнение. Он же анализировал, сопоставлял, ибо, как всякая мыслящая единица, инстинктивно стремился к пониманию.
До вчерашнего дня ему казалось, что он-то знает, по каким рельсам несется «локомотив истории». Куда ведет его «машинист», как назвал вождя нарком путей сообщения Каганович.
Недавно ЦК партии принял по предложению Сталина постановление о предоставлении органам НКВД чрезвычайных полномочий сроком на один год. Затем, опять-таки по требованию Сталина, спустили секретную инструкцию о допустимости в следственной практике любых форм физического воздействия в отношении «шпионов, контрреволюционеров, белогвардейцев, троцкистов и зиновьевцев».
— Известно, что все буржуазные разведки используют такие методы против представителей социалистического пролетариата, притом в самой отвратительной форме,— на инструктаже Ежов почти дословно воспроизвел стилистику вождя.— Возникает вопрос: почему социалистические органы государственной безопасности должны быть более гуманны по отношению к бешеным агентам буржуазии и заклятым врагам рабочего класса и колхозников? ЦК ВКП(б) считает, что методы физического воздействия должны, как исключение, применяться по отношению к известным и отъявленным врагам народа и рассматриваются в этом случае как допустимый и правильный метод.
Инструкция, по существу лишь узаконившая существующую практику, была воспринята правильно, как поощрение. Смутил неожиданный поворот в ходе следствия, прямого отношения к ней не имеющий. На нем и споткнулся начальник ЭКО, ибо вдруг перестал понимать, куда все идет.
«Что вверху, то и внизу»,— записано в «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста. Большое отражается в малом, мир живых — в мире мертвых, внешний поток — в потоке внутреннем, подземном.
Последовательность имен в официальных публикациях, равно как и расположение вождей на трибуне, проливала луч света на порядок кремлевской иерархии. Позволяла судить о близости того или иного вождя к вождю вождей.
Перемещения истолковывались однозначно. Полное выпадение — тем паче.
Внося свою правку в протоколы допросов, Сталин из показаний Рейнгольда вычеркнул фамилию товарища Молотова. Точнее — вычеркнул из перечня, где она стояла второй в канонизированном на данный момент ряду: Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович...
Это должно было означать, что враги народа, замышлявшие злодейское покушение на членов правительства, почему-то сделали исключение для Председателя Совнаркома.
Вывод напрашивался единственный, ибо как внешнее отражалось во внутреннем, так и внутреннее — подземное — столь же определяюще изменяло подлунный мир.
Миронов на сигнал, понятно, отреагировал и, перепечатав протокол заново, показал подопечному. Рейнгольд, естественно, подписал, ничуть не заботясь о том, останется Молотов в числе грядущих жертв военно- троцкистских терактов или угодит в списки другого рода. Это его не волновало. А вот Миронова оставленная знакомым синим карандашом черта повергла в подобие гипнотического ступора. Примерно как в опыте с курицей, которая замирает перед меловой линией.
Даже тот, хлестнувший бичом, окрик Сталина: «Без признаний Зиновьева не приходите» — и то пережить оказалось легче. По крайней мере полная ясность. А тут? Агранов ничего не знал, Ягода, если и знал, принял с похоронным молчанием, обращаться с вопросом к Ежову не рекомендовалось. Тем более что уже поступило указание впредь руководствоваться отредактированным списком. Молотов из протоколов исчез и в Закрытом письме упомянут не был. Вскоре стало известно, что Вячеслав Михайлович отбыл в Сочи, на отдых.