Он засмеялся.

– Мужчина? В восемнадцать-то лет? Да, пожалуй, мужчина.

– Восемнадцать? Боже милостивый, на вид вам не меньше двадцати трех. – Она одарила его откровенно льстивым взглядом неподвижных и проницательных глаз. – Так что вы о ней скажете? Или вы не из тех, кто полагается на первое впечатление?

– Да, сразу как-то трудно. Вначале она мне показалась ужасно высокомерной, а потом… не знаю…

– А я вот человек импульсивный. Сразу же решаю, кто чего стоит. И что интересно, почти никогда не ошибаюсь. Вот взять вас, например.

– Меня? Как это?

Она уже покончила с персиком и теперь так же тщательно и изящно чистила длинную золотисто-зеленую грушу. Прежде чем ответить, она срезала длинную грушевую стружку и медленно отпила молока.

– Если я не права, так и скажите. Великодушный, способный тонко чувствовать и переживать, абсолютно никому не желает зла… быть может, чуточку импульсивен, как я. Во всяком случае, хочет нравиться. И что совсем уж редкость в наше время – хорошо воспитан.

– Ну, к такому можно только стремиться.

– Не скромничайте. – Она опять улыбнулась ему, да так тепло и сосредоточенно, что он весь напрягся, будто от внезапной судороги. – Вы такой и есть.

Не зная, что сказать, он начал свой третий бутерброд и отхлебнул пива.

– Вы, наверное, только что окончили школу? Или нет еще?

– Последнее полугодие.

– И дальше чем займетесь?

– Фотографией. Надеюсь.

Она сказала, что это очень интересно, и, разрезав грушу пополам, выгребла сердцевину. При этом половинки заполнились соком, и, отправляя грушу в рот, она, как и прежде, сладострастно слизнула сок, потекший по подбородку.

– Я сегодня не захватил фотоаппарат. До этого каждый день таскал. Вот глупость! Мне бы очень хотелось вас сфотографировать.

– Правда? Это приятно.

– Вы не против? Я тогда сбегаю, как пообедаем. Я могу нащелкать штук тридцать. Вы выберете, что вам понравится, и я увеличу.

– Вот видите, я не ошиблась. Вы в самом деле великодушный.

Через полчаса он поднялся и сказал, что пойдет в гостиницу за аппаратом. Он уже сделал первый шаг, когда она проговорила:

– Я буду вон у тех сосен. Солнца на сегодня достаточно. Ищите меня в тени.

Когда он вернулся, дело шло уже к половине третьего. На песке тут и там вырастали разноцветные зонтики, пляж заполнялся людьми.

Едва приблизившись к кромке песка, он услышал пронзительный голосок: «Ну, я пошел играть с крабом» – и, повернувшись, увидел в нескольких шагах от себя молодую немку и детей. Мальчишка тут же защебетал: «Смотри, Хайди, этот дядя разговаривал с мамой». Фрэнклин остановился, подождал немного и сказал: «Привет». Немка в ответ улыбнулась, впрочем довольно натянуто, и не произнесла ни слова.

Вдруг он подумал: тут не высокомерие, а элементарная застенчивость. И едва он это понял, как сам засмущался, и, чтобы сбросить внезапную скованность, обратился к мальчишке:

– Ты умыться не забыл?

– Не забыл, – ответила девушка. – Я ему напомнила.

– Вот и отлично. Значит, его можно сфотографировать.

Он улыбнулся немке, и она тут же уронила свой журнал. Фрэнклин мгновенно поднял его, смахнул с него песок и сказал:

– Может быть, и вас можно снять?

– Конечно можно. Вы увлекаетесь фотографией?

– Угу. Даже очень. Надеюсь стать фотографом. Профессиональным.

В гостинице он надел белую спортивную куртку. Теперь он достал из кармана куртки экспонометр, и мальчишка немедленно пожелал знать, что это за штука. Фрэнклин с улыбкой ответил, что это прибор, с помощью которого определяют, честно ли дети отвечают на вопросы взрослых. Мальчик не оценил юмора, зато немка прыснула, да так естественно – широко раскрыв рот и запрокинув голову, – что все в ней как-то удивительно потеплело и преобразилось. Это было так неожиданно, что он тоже захохотал и – в порыве вдохновения – щелкнул фотоаппаратом.

– Выйдет отличный снимок.

– Я буду страшна как смертный грех.

– Это бы вам при всем желании не удалось.

Ее лицо разом опять застыло, в глазах проступила прежняя осторожность. Снова почувствовав неловкость, он начал было говорить, что хорошо бы снять их всех троих, но тут с удивлением сообразил, что рядом только мальчик, а девочки нигде не видно.

– Куда она исчезла? Я даже не заметил…

– Я за ней слежу. Она вон там, у моря. У нее такой характер – как это у вас, англичан, называется – своевольный. Пойду догоню ее – а то мне несдобровать.