В конце концов, все утряслось, притерпелось и покатилось по наезженным рельсам. Действительно тесно и шумно становилось по воскресеньям, когда к обеду в гости являлась семья Мураловых. Чтобы немного разрядить обстановку, мужчины двух семей, включая и Олега, соорудили домик-пряник со студией и обсерваторией на берегу Финского залива, куда на летние и зимние каникулы выезжали обе семьи.

Неожиданно над Николаем разразилась гроза, поставившая крест на его служебной карьере. Издавали «Тараканище» Чуковского. Иллюстрировать книжку поручили молодому способному художнику, который из озорства или по недомыслию изобразил рыжего и усатого Тараканища в момент его триумфа, развалившимся в кресле-троне с курительной трубкой в руках. А далее, после гибели таракана — на спинке трона в лучах славы сидел воробей, на красной ковровой дорожке валялась злополучная трубка, а вокруг ликовало зверье.

Цензура усмотрела скандал: весь тираж приказали снять и уничтожить. Художник был арестован, редактор исключен из партии и уволен. Руководитель издательства получил выговор по партийной линии, с занесением в личное дело, за политическую близорукость; а Николай, будучи беспартийным, отделался снятием с поста Главного худрука издательства. Корнею Ивановичу пришлось долго и унизительно объясняться в различных кабинетах.

Реакция Кати на известие о разжаловании мужа оказалась неожиданной:

— Это же великолепно! Административная работа не давала тебе заниматься творчеством! Наконец у тебя появится возможность всерьез заняться станковой живописью.

— Но я остался без зарплаты, — возражал Николай.

— Пустяки! Проживем на мою и Сенечкину зарплату, а когда эта кутерьма поутихнет, ты снова получишь заказы.

Николай с благодарностью и восхищением взирал на спутницу!

— Не только твои сослуживцы завидуют мне. Я сам себе завидую, что у меня такая жена.

Вскоре он получил вожделенный заказ — иллюстрировать сказки Пушкина.

В семье Мокрухиных никогда не упоминали имени Шумилова, но время от времени оно мелькало на страницах в сочетании с названием престижных комиссий и организаций, где тот был членом или руководителем. Частная жизнь этого человека нашим героям была неведома, и они не пытались узнать о ней.

Однажды Николай Мокрухин просматривал новинки на витрине книжного магазина. Его заинтересовал увесистый томик с названием «Записки о былом», автор М. С. Левинская. Он купил томик и поспешил в запасники Эрмитажа, где нашел Марию Сергеевну все в том же так называемом кабинете, но едва узнал ее. И дело не только в том, что она на этот раз была хорошо и со вкусом одета и причесана. Весь облик ее дышал довольствием и радостью.

Николая она сразу узнала и встретила очень приветливо.

— Как же я могу забыть вас, Николай Федорович, когда вы повернули всю мою жизнь по другому руслу? Это вы заставили меня взяться за перо. Сначала выходило коряво, но нашлись добрые люди, помогли — и вот видите, у вас в руках моя первая работа. Сейчас взялась за большой труд — исследование творчества художника Левицкого. Материалы на диссертацию тянут. А знаете, я ведь тогда имела на вас виды, но быстро поняла, что это затея безнадежная, вы-то как?

— Я должен сознаться, что вы тоже круто изменили мою жизнь — однажды сказали, что это не страшно, что я рыжий и лицом нехорош. Я отважился и преуспел. Сейчас вот трое ребятишек растут, старшая — изрядной художницей будет. Я принес вам свой старинный долг: «Ундину» с моими иллюстрациями и автографом. А вас попрошу автограф на ваших «Записках».

— Вы фамилию изменили? — спросил Николай, рассматривая ее росчерк.

— Не только фамилию, я всю свою жизнь изменила. В процессе работы над «Записками» оказал мне помощь редактор одного издательства. Сначала было сотрудничество, потом дружба, которая переросла в любовь. Я вышла за него замуж.

Прощаясь, Николай пригласил Марию Сергеевну вместе с супругом заходить в гости.

— Если вас не устрашит ребячий шум и гам, милости прошу. Пирогами угостим отменными.

* * *

Как-то Ольга Муралова столкнулась нос к носу с постаревшим и еще более обрюзгшим Тарасовым, который катил колясочку с младенцем.

— Какая прелестная у вас внучка! — восхитилась Оля.

— Дважды ошиблись, — пробурчал Тарасов. — Это не внучка, а сыночек!

Разговорившись, он поведал:

— Я, наконец, женился. Правда, из всех многочисленных вариантов я остановился на наихудшем: и сварлива, и грязнуля, и собой не хороша, и готовить не умеет. Но все ее прегрешения ничто в сравнении с ее главным достоинством: она — мать моего сокровища, все остальные женщины на свете — потенциальные мачехи.

— А вы оказались неправы: я все же вышла замуж за Муралова.

— Я во многом тогда оказался неправ.

— Но все же вам удалось распутать эту историю и отыскать бриллиант. Вас наверное, наградили за это дело.