И снова пришлось академику Топчиеву ссылаться на досадную неосведомленность:

— Я не представляю здесь какой-то из органов советской печати. Мне не известно об официальных запретах на публикации такого рода, господин Оберг. Но могу совершенно определенно заявить, что наша печать публикует только проверенную, достоверную информацию. Особенно в космической области не допускается публикация всевозможных слухов и догадок.

Пока пишущие журналисты соревновались в умении поставить перед академиком Топчиевым наиболее «не очевидные вопросы», фотокорреспонденты суетились возле столика в углу зала, на котором в свете юпитеров тихо повизгивали в клетках «недавние космонавты» — Чернушка и Звездочка… В первом ряду в зале, справа от Варламова, сидели будущие триумфаторы — старшие лейтенанты Попович, Нелюбов, Титов, Гагарин, Николаев и Быковский. Но к ним пишущая и фотографирующая братия в тот раз осталась равнодушной. Выходило, что их час еще не наступил. А ведь до взлета знаменитого «Востока» оставалось всего две недели! Из присутствующих в зале об этом знали немногие.

Казалось, катастрофа на Байконуре в октябре шестидесятого с ракетой Р-16, приведшая к гибели более семидесяти человек во главе с Главкомом ракетных войск стратегического назначения Неделиным, обязывала командиров всех уровней быть предельно осторожными при проведении не только учебно-боевых пусков ракет, но и при плановых занятиях на боевых стартовых позициях. Так, однако, на первых порах становления ракетных войск получалось далеко не всегда. Новое трудно входило в жизнь войск.

Происшествие, едва не закончившееся трагедией на боевой стартовой позиции 2-го дивизиона, произошло в канун женского праздника, 7 марта. Полковник Корнеев, вместе с главным инженером Андреевым, появился в батарее старшего лейтенанта Бессонова к концу комплексного занятия с заправкой и имитацией пуска ракеты Р-5М. Занятием руководил командир дивизиона Рунов.

Комплексные занятия проводились, как правило, ночью. Это стало вынужденной традицией ракетных войск стратегического назначения с самого начала их формирования. Все перевозки наземного оборудования, ракет и головных частей, производились только ночью. Такой подход требовал высокого напряжения, натренированности личного состава и четкого взаимодействия полковых служб, особенно расчетов транспортного дивизиона.

Усыпанное звездами небо уже начинало светлеть в преддверии утренней зари. Въехавшего на стартовую позицию Корнеева встретила необычная тишина, не слышалось привычных команд и шума работающих двигателей. Это сразу насторожило и обеспокоило командира. На позиции он увидел жуткую картину. Старт был погружен в непроницаемую белесую пелену. По ее поверхности, как по воде, двигались головы людей. Майор Андреев сразу заключил — произошел крупный разлив жидкого кислорода. Ни Корнеев, ни главный инженер не могли понять, почему командир батареи не эвакуировал личный состав в безопасное место, как того требовала инструкция по безопасности.

Почему-то не принял необходимых мер и командир дивизиона, хотя любой неосторожный удар о металл, а тем более электрическая искра грозили взрывом огромной силы. Полковник Корнеев приказал командиру батареи немедленно увести людей в безопасное место. Объяснения капитана Рунова, что двигатели отключены и ведутся работы по прекращению разлива кислорода, не удовлетворили командира полка. Главным инженером было лично проверено отключение всех потребителей тока и подачи электроэнергии на стартовую позицию.

Кислород сам по себе не токсичен, но у людей, находящихся в зоне его повышенной концентрации, вначале появляется сильное возбуждение, а затем вялость, сонливость и непреходящая головная боль. Длительное пребывание в кислородной среде и явилось причиной очевидной беспечности офицеров батареи Бессонова. Этот случай стал предметом серьезного анализа состояния воинской дисциплины в подразделении на партийном бюро части. Происшедшему на комплексном занятии в батарее Бессонова замполит Алексеева капитан Тимохов посвятил два политических занятия с офицерским составом дивизиона.

Полковник Корнеев очень переживал неожиданные для него потери. Начальник штаба полка майор Мезенцев и командир дивизиона транспортировки ракет майор Бухтояров, участники Великой Отечественной войны, достигшие сорокалетнего возраста и не имеющие высшего образования, увольнялись в запас. Оба они, подвижники военной службы, вложили много сил в обеспечение нормального функционирования всех служб части в период ее формирования. Но приказ был неумолим. Продолжалось сокращение вооруженных сил на один миллион двести тысяч человек, и майоры Мезенцев и Бухтояров попадали в состав этого контингента. Штаб полка возглавил капитан Щербак, начальник штаба 1-го дивизиона, а в командование 3-м дивизионом вступил командир батареи того же подразделения капитан Фомин. Замены получились далеко не равноценные, но у Корнеева не было другого выхода. Этих офицеров он хорошо знал и не желал прихода неизвестных ему назначенцев из дивизии.

Переговорив с командиром дивизиона, лейтенант Любас написал рапорт на имя полковника Корнеева с просьбой направить его в отборочную комиссию для зачисления слушателем Центра подготовки космонавтов. Перед отправкой документа в Шауляй Владимир Егорович пригласил к себе классного оператора. Корнеев наперед знал, что рапорт Любаса вызовет у командира дивизии неприятие. Полк гармонично сложился, стал сплавом опытных офицеров и грамотной активной молодежи. Полковник Колосов хотел удержать его в таком боевом состоянии хотя бы какое-то время. Но начинается распад слаженного механизма — Мезенцев и Бухтояров уволены в запас, Краснов поступает в академию, Любас рвется в космонавты. Значит, надо как следует уяснить доводы последнего, чтобы не оказаться в неловком положении перед требовательным командиром соединения.