– Ты опять говоришь о своих мыслях. Хорошо, какие ощущения вызывают в тебе такие мысли? Комфорт или дискомфорт?

– Они вызывают во мне отвращение… Да, я соврала. Отвращение все-таки есть. Уже не к сексу – к себе.

– Когда же это началось? В смысле, отвращение?

– В 16 лет.

– Что произошло с тобой в 16 лет?

– Я начала половую жизнь.

– Это было обусловлено… чем?

– Скорее, любопытством. Я вообще очень резко повзрослела – сразу стала пить, курить, приходить домой поздно и встречаться с мальчиками.

– И как тебе жилось в это время? В смысле, почему был такой резкий переход от примерной девочки к такому образу жизни?

– Да плохо жилось. Я тогда слишком быстро отдалилась от родителей. Они перестали меня поддерживать, отец даже разговаривать со мной перестал. Потом, конечно, все наладилось, когда я замуж вышла, но тогда…

Глаза ее едва заметно увлажняются и я даю ей салфетку. Лиза сначала протестует, а затем все-таки подносит ее к глазам – и сразу же несколько раз всхлипывает.

Я сажусь рядом с ней на диван и обнимаю ее за плечи. Она начинает плакать сильнее и я глажу ее по спине, приговаривая:

– Ты замечательная, классная, хорошая… И пусть все говорят тебе, что угодно, я тебя поддерживаю. Хочешь пить – пей, хочешь гулять – гуляй, – хочешь трахаться – трахайся… Только прошу тебя, будь собой! Ты не обязана делать это, если не получаешь от этого радости.

Лиза прижимается ко мне и разражается рыданиями. Затем вытирает слезы и выпрямляется. Я тут же пересаживаюсь обратно на свой стул – нельзя навязывать человеку поддержку, если в нем проснулась решимость самому выровнять свою судьбу.

Какое-то время она смотрит мне прямо в глаза, как бы проверяя, искренни ли мои чувства.

Затем спрашивает:

– Ты и вправду считаешь, что это нормально себя так вести?

– Конечно, нормально.

– А как бы ты отреагировал, если бы так себя вёл кто-то из твоих близких?

– А почему ты решила, что я или мои близкие никогда не были в такой ситуации? – спрашиваю ее я.

Лиза задумывается, а потом неожиданно хватается за низ живота.

– Что, заболело там? – киваю я на ее руку.

– Да нет, наоборот… Непривычно как-то… Всю неделю на обезболивающем – то сильнее, то слабее, а сейчас – боли вообще нет. Что-то внутри распрямилось, расслабилось… Спокойно так сразу стало.

– Ну и слава Богу. Позвони через пару дней, если снова заболит, – сказал я и мы распрощались.

Боль, которая беспокоила Лизу всю её взрослую жизнь, ушла всего за одну беседу. Для человека старого времени, привыкшего доверять свои болезни исключительно врачам и лекарствам это выглядит чудом – однако с точки зрения многомерности, это был закономерный результат хорошей внутренней работы.

В ходе консультации мы просто убрали корень болезни, находящийся в тонком мире. Это произошло благодаря глубокому осознанию Лизой причины своего недомогания и решению отказаться от дальнейшего страдания, связанного с данной причиной.

…Лиза позвонила мне только через год, чтобы поделиться радостью – у неё родился красивый и здоровый малыш. О её болях в ходе нашего разговора мы даже не вспомнили.

Существует притча о больной женщине, долго и тяжело умиравшей. Однажды она взмолилась: «Господи, не могу больше страдать! Пожалуйста, пришли мне скорую смерть».

В тот же день ей приснились два ангела, сказавшие ей: «Ты много грешила и потому должна заплатить. Если умрешь сейчас, тебе придется провести некоторое время в аду».

– Сколько же мне страдать? – спросила женщина.

– Страдать тебе еще два месяца. После этого Господь заберет тебя к себе.

– А если я умру сейчас?

– Тогда тебе нужно будет гореть в аду два часа.

– Всего-то! – обрадовалась женщина. – Забирайте меня сейчас!

И тут же во сне легко умерла.

Попала женщина в ад – а время там тянется медленно. Сидит она там, больно, плохо ей. Кажется ей, что она вечность там уже провела, что забыл о ней Господь. И тогда она снова взывает к Богу: – Господи!

– Что случилось? – спрашивает спустившийся к ней ангел.

– Забирайте меня отсюда! Что же вы слова своего не держите!

– Нет, время твое еще не пришло, – отвечает ангел. – Ты находишься здесь только пять минут.