— Я раньше по слогам читал, а теперь нормально. Не, ну скажи, нормально ведь?!» И все соглашались, что нормально, и, видимо, заключали про себя, что Володя раньше читал еще хуже. Дмитрия потом спрашивали, как он умудрился уломать на занятия с психологом такого парня, как Володя. Дмитрий отвечал, что не уламывал его, а, наоборот, отговаривал. На Володю однажды свалилось двадцать тысяч, он пропил десять, а на остаток вдруг решил «чему-нибудь обучиться», поставив под угрозу алкогольное будущее друзей. Несмотря на уговоры Дмитрия бросить глупости, Володя все же пошел к Петру.

О дальнейших деталях Дмитрий узнал значительно позже, и не от Володи, а от самого пьяного Петра.

Оказывается, Петр в первый же день тогда показал Володе несколько приемов боя с помощью полицейской дубинки. Увидев такое, Володя стал настаивать на спарринге. Он всегда любил драться, делал это качественно и не мог жить спокойно, если в его окружении оставался равный, с которым он еще не выяснил вопрос, кто сильнее. Петр охотно согласился на спарринг, они встретились в парке, и он уложил Володю в два коротких удара, так что тот потерял сознание. Володя проникся безмерным уважением к Петру. Возможно, думал Дмитрий, Петру достаточно было обмолвиться как-нибудь после этого о быстром чтении, чтобы Володя подхватил слова нового кумира, переиначил на свой лад и с взялся с тупым упорством воспроизводить снова и снова. Дмитрий сомневался, что за всю неделю занятий с Петром Володя прочитал хоть строчку текста.

Как он узнал от Петра, занятия проходили в необычном для его клиентов формате — в форме спаррингов в парке.

В общем, одно время знакомые Дмитрия и знакомые знакомых тянулись к Петру, хвастались достигнутыми результатами и «не жалели, что сходили». По второму разу, надо сказать, не ходил никто.

Впрочем, спустя пару лет походы к психологу в его среде прекратились. В какой-то момент иссякли новые истории о чудесах психотерапии из уст Петра, а Дмитрию надоело повторять старые, так что он перестал затрагивать этот вопрос даже по пьяни. Все знакомые, и знакомые знакомых, кто хотел, сходили к Петру. Хвастаться достижениями — все, кроме Володи — тоже устали довольно быстро. Петр выпал из жизни Дмитрия так же безболезненно, как появился, и Дмитрий долго не вспоминал про него.

Может быть, он не встретился бы с ним больше никогда, если бы у него не возникли проблемы с работой. И дело было отнюдь не в том, что он возмечтал о процентах за вербовку, а в том, что на короткое время ему стало совершенно нечего делать.

Впрочем, его работа достойна отдельного рассказа. Все его друзья были единогласны в том, что она самая необычная в их тусовке.

Дмитрий почти четыре года подряд работал преподавателем йоги в фитнес-центре.

Нельзя сказать, чтобы, начав работать, он был большим специалистом, но по меркам друзей его увлечение йогой было нешуточным. Среди собутыльников он приобрел даже некоторую известность, и его часто спрашивали про буддизм, нирвану, и как бы так потянуться, чтобы голова не болела (или живот). Дело в том, что ни на одной попойке не забывал он ввернуть что-нибудь глубокомысленное про йогу. Такая непреднамеренная самореклама сослужила ему хорошую службу. Если бы не слава знатока йоги среди друзей, он бы никогда не получил работу тренера.

В действительности, он к началу работы прочитал только одну книгу по йоге, и то не до конца. Обстоятельства знакомства с книгой не были приятными.

Когда он закончил школу, полтора месяца ему пришлось провести в Кимрах, в пыльной квартире с кактусами на подоконниках, заботясь о больной бабушке.

Собственно, она не была больна, просто слабела день ото дня и все больше спала. В больницу она ложиться отказывалась и переехать в Москву тоже. Отец приехал сменить Дмитрия только в середине августа, выйдя в отпуск.

Когда Дмитрий жил у нее, она уже почти не вставала, и вскоре после того, как Дмитрий уехал в Москву, смененный отцом, умерла. За время в Кимрах он испытал на собственной шкуре все тяготы заботы о тяжело больном родственнике. На его плечи легла даже готовка. Бабушка, в те редкие часы, когда не спала, подробно инструктировала его о правилах готовки, и это определило его кулинарные навыки на последующие годы. В часы бодрствования она также рассказывала много историй из своей жизни. Дмитрий слушал с интересом, ее рассказы отложились в памяти и стали глубоко личным достоянием, которым он ни с кем не делился и которое переосмысливал с прожитыми годами.

Его не угнетали хозяйственные обязанности, а общение с бабушкой доставляло удовольствие, «тяготами» было для него другое. Бабушка очень много спала, и он оказывался один на один с одиночеством и скукой. Было тяжело без привычных друзей и без возможности включать телевизор, который бабушка ненавидела и при звуках которого в другом конце квартиры мигом просыпалась и начинала ворчать. Она, вообще, могла проснуться в любой момент. Если в это время его не было в квартире, например, он отходил в магазин, то она нервничала и плакала от страха. Поэтому он ни разу не смог позволить себе даже сходить на реку. К своим обязанностям он относился серьезно.

Быстро для него стал очевиден тот удручающий факт, что ему придется читать книги, чтобы не свихнуться от скуки. Перебирая пыльные полки, он и обнаружил книгу по йоге. Она привлекла его обилием картинок и конкретикой: «Делайте то, делайте это».

Кроме того, он вспомнил спор с одноклассником, случившийся за пару лет до этого. Он тогда утверждал, что йога — это сексуальное извращение, а друг — что это восточная еда.

Спор тогда не нашел ходу, и теперь стало интересно, кто же прав. Поняв, что такое йога, Дмитрий удивился, зачем эта книга бабушке. Та ответила, что ей подарила книгу на день рождения знакомая, которая была хорошая, но «странненькая», и которая уже умерла.