Никто, включая Эстер, не знал, зачем Гэлловей купил катер. Он ненавидел воду и боялся ее, при малейшем волнении страдал морской болезнью, а в достоинствах дизеля не разбирался, механическая часть не интересовала его вообще. Когда Мак-Грегор сидел за штурвалом, Гэлловей сидел рядом с ним на переднем сиденье, сжав кулаки, и глаза его ворочались в глазницах, как будто поднимались и опускались вместе с волнами. По возвращении к причалу, ступив на твердую землю, Гэлловей выглядел бледным, но возбужденным, словно одержал победу над заклятым врагом и тем утвердил себя.

Окна жилища Мак-Грегора обычно оставались темными. Когда приезжали гости, он держался в стороне, пренебрегая тем, что называл "чепуховиной", и появлялся только тогда, когда Гэлловей и его гости хотели воспользоваться катером.

Тьюри поставил машину между низкорослых северных сосен, и два друга направились к дому гуськом, след в след, словно каторжники, связанные невидимыми цепями. Свет горел лишь в большой комнате внизу, там еще не угасло пламя тлевших в камине дров.

Хепберн заснул в красном кожаном вольтеровском кресле с книжкой на коленях. Когда входная дверь открылась, он проснулся, косо посмотрел на вошедших и сердито сказал:

– Давно пора кому-нибудь появиться. А то я чувствую себя как единственный участник бдения над покойником.

Тьюри саркастически поднял брови:

– Может, ты как раз и...

– Рона не нашли?

– Дома его нет. Мы позвонили Эстер – он не появлялся и не звонил, но ее, судя по всему, это никак не беспокоит. Тогда мы позвонили Телме. – Тьюри бросил взгляд на Гарри, чтобы увидеть, как он воспримет упоминание о его жене, но тот стоял перед угасающим камином, повернувшись к ним спиной. – Телма сказала, что Рон заезжал за Гарри, они выпили и поболтали, а потом Рон уехал, как предполагалось, сюда.

Это был лишь скелет правды. Только знающий человек мог бы одеть его плотью, наполнить кровью жилы, придать жизненно важные органы и получить нечто цельное, взяв по кусочку от всех: от Телмы, от Гарри, от Рона, от Эстер и от тех, кто так или иначе связан с этими людьми. Правда так же сложно устроена, как человек. Так что мало построить ее скелет. В него надо еще вдохнуть жизнь.

"Что же теперь? – подумал Тьюри, – Что мне теперь делать?"

Хепберн предложил временное решение:

– Вы, наверное, хотите выпить, ребята?

Гарри отвернулся от камина и взял с круглого столика журнал. Это был октябрьский номер "Маклина" за прошлый год, лежавший здесь со времени их последней вылазки. Дата выпуска журнала словно ударила Гарри по глазам. "Прошлогодний, – подумал он.

– В апреле прошлого года я был счастлив. Мне принадлежал весь мир. Всего год назад..."

В каком-то внезапном порыве Гарри сложил журнал и со злостью швырнул его точно на середину темнеющей кучки углей. Бумага начала тлеть.

– За каким дьяволом ты это сделал? – спросил Хепберн.

– Не знаю.

– В нем была статья, которую я хотел почитать.

– Извини. – Бумага вспыхнула. Гарри смотрел на дело рук своих с горьким удовлетворением. С прошлым годом покончено.

– Уже поздно. Пойду-ка я спать. Устал.

– Я приготовил тебе выпивку.

– Не хочу.

– Тебе надо выпить, дружище.

– Нет, спасибо. Слишком длинный был день. Спокойной ночи.

– Не переживай, Гарри.

– А я и не собираюсь.

И Гарри поплелся наверх, всей тяжестью тела налегая на перила, будто его ноги не держали. Через минуту Тьюри услышал, как брякнулись на пол его ботинки, заскрипели пружины матраца, потом послышался долгий вздох.

Хепберн протянул Ральфу его рюмку.

– Да что это с ним такое? – спросил он.

– То, что он сейчас сказал: слишком длинный был день.

– Ерунда. Никогда в жизни не видел, чтобы Гарри устал.

– Теперь увидел.

– Должна же быть какая-то причина. Может, что-нибудь не так с Телмой?

– Может быть.

– Если ты меня спросишь, так я тебе скажу, что Телма – занятная бабенка.

– Мне незачем тебя об этом спрашивать, – сказал Тьюри, мрачно глядя на остывающие угли и пытаясь представить себе, что делает Телма в эту минуту. Строит планы? Рыдает? Придумывает то одно, то другое или же преспокойно спит, убежденная в том, что впервые в жизни поступила совершенно правильно?

– Я думаю, всякая женщина по-своему занятна.

– Не все. Нэнси не такая. – Тьюри верил в это и будет продолжать верить, пока они с женой в очередной раз не поцапаются.

– Ты необъективен. – Хепберн допил рюмку и поставил ее на каменную консоль камина. – Слава Богу, я не женат. Настой мажорной ноте я с тобой и распрощаюсь.

– Ступай. Свет я погашу.

– Может, оставить одну-другую лампочку на тот случай, если Рон...

– А, нуда, конечно.

– Спокойной ночи, Ральф.