Шрифт:
— Не убивай меня! — подхватил Генри-Хэнк.
Пришлось крикнуть погромче, потому что коса разила с ужасным ревом. Казалось, что девятый вал, поднявшись до неба, обрушился вниз, снес все с берега и откатился назад, чтобы подсечь гряду облаков. Слышалось, как даже облака истово и горячо молятся шепотом, прося пощады. Только не я! Только не меня!
— Это вам за все зло, что вы совершили! — сказал Самайн.
И коса взлетала раз за разом, собирая жатву душ, которые падали и обращались в слепых головастиков, отвратительных клопов и мерзопакостных тараканов — они расползались, разбегались, сучили ножками, ползли, корчились, ковыляли.
— Ну и ну! Да он — клопиный царь!
— Повелитель блох!
— Прядильщик змей!
— Мушиный заводчик!
— Нет! Самайн! Бог октября. Бог Мертвых!
Самайн топнул своей ножищей, придавив тысячу клопов, прятавшихся в траве, растоптал десять тысяч крохотных тварей-душ, барахтавшихся в пыли.
— Сдается мне… — сказал Том, — не пора ли нам…
— Смываться? — перебил Ральф — как видно, это слово давно вертелось у него на языке.
— Проголосуем?
Коса взвизгнула. Самайн неистовствовал.
— Не хватало еще! — сказал Смерч.
Все разом вскочили.
— Эй, вы! — громыхнул над их головами голос Самайна.
— Назад!
— Нет, сэр, спасибо, — сказал кто-то и еще кто-то.
И — правой-левой! — бросились прочь.
— Сдается мне, — сказал Ральф, задыхаясь, прыгая, удирая, утирая слезы, — что я почти всю жизнь вел себя хорошо. Я не заслужил смерти.
— Аза-ххх! — ухнул Самайн.
Коса упала, как нож гильотины, снесла крону дубу, срубила клен. Целый урожай спелых яблок посыпался где-то в мраморную конь. Словно полный дом мальчишек разом свалился с лестницы, считая ступеньки.
— По-моему, он не расслышал, Ральф, — сказал Том.
Они нырнули, залегли среди скал, поросших кустарником.
Коса высекала искры из валунов.
Самайн испустил такой вопль, что лавина камней обрушилась с ближайшего холма.
— Уй-ю-юй! — сказал Ральф, скорчившись, согнувшись в три погибели, свернувшись в клубок — колени к груди, глаза крепко зажмурены. — Если вздумаешь грешить — только не в Англии!
И, как последний заряд дождя, ливень, лавина бьющихся в истерике душ, превращенных в мокриц, обращенных в клопов, в пауков-сенокосцев, в блох, в жуков-могильщиков, расползлась по телу, затопила мальчишек.
— Эй! Гляди! Вон пес!
Одичалый пес, обезумев от страха, опрометью мчался вверх по скале.
Но его мордочка, его глаза — что-то такое у него в глазах…
— Неужели это?..
— Пифкин? — подхватили все.
— Пиф! — закричал Том. — Ты здесь назначил встречу? Ты…
Но — ууух! — свистнула коса.
Визжа от ужаса, песик перекувырнулся через голову и кубарем скатился в траву.
— Держись, Пифкин! Мы тебя узнали, мы видим тебя! Да не бойся ты!.. Не убегай… — Том свистнул.
Но песик, скуля и жалуясь испуганным, родным, знакомым голосом славного Пифкина, умчался и пропал.
Но что это? Эхо его жалобного тявканья донеслось с далеких холмов:
— Спаси-и-ите! Ищи-и-и-ите… Ищите. Ищите! Ищи-и-и-и-те…
«Где? — подумал Том. — Негодники Божии, где?»
ГЛАВА 13
Самайн поднял косу, играя своей силой.
Он рассмеялся, довольный собой, плюнул огненной слюной на свои загрубелые ладони, покрепче ухватился за рукоятку косы, широко размахнулся и — замер…
Где-то вдали послышалось пение.
Ближе к вершине холма, в небольшой рощице, мерцал слабый огонек костра.
Там собрались люди, как тени; поднимая руки, они пели песню. Самайн прислушался; коса, как застывшая улыбка великана, неподвижно висела в воздухе.
О Самайн, Бог Мертвых! Выслушай нас! Мы, Великие жрецы друидов, здесь, В этой роще деревьев, великанов Дубов, Молим тебя за души умерших!