Капитан Уильямс ждал Мелиссу во дворике, развалившись в кресле-качалке и вывалив на колени некогда пивное брюшко, а ныне чудовищных размеров пузырь. Из одежды были на нём одни только пляжные шорты. Капитан блаженствовал: полдюжины пустых пивных банок стайкой жались друг к другу в траве, ещё дюжина на столе ждала своей очереди.

Мелисса припарковала «акуру» у ограды. Морщась от гадливости, пешком одолела подъездную дорожку и в десяти шагах от хозяина остановилась.

– Слыхала уже? – осведомился капитан, со щелчком откупорив очередную банку. – Стилет накрылся, мне только что позвонили.

– Слыхала. Да и чёрт с ним, – безразличным голосом отозвалась Мелисса. – Туда и дорога. Тебе надо на службу, милый?

– Обождут, – капитан хрюкнул. – Чёрт с ним, ты полагаешь? Ты же с ним путалась.

– Ну что ты такое говоришь, милый, – Мелисса автоматически начала оправдываться, как делала не раз в ответ на ревнивые претензии этого борова. Замолчала. Смерила пристальным взглядом раскормленную, с тройным подбородком, ненавистную ряшку. – Путалась, – призналась она спокойно. – Он здорово меня драл. Настоящий мужик, не то что какой-нибудь жирный импотент.

Капитан подавился пивом, закашлялся, затряс пузом. Мелисса, присев на садовую скамейку, ждала.

– Пойдём, – справившись с приступом кашля, прохрипел капитан и мотнул головой в сторону бунгало. – Моя очередь тебя драть.

Мелисса бросила взгляд на часы.

– Потерпи пару минут, милый, – сказала она. – Ты угостишь меня пивом или будешь так и держать здесь в трезвости?

Уильямс рыгнул, вытер губы тыльной стороной поросшей курчавым волосом ладони.

– Лакай, – милостиво разрешил он. – Только побыстрее, у нас мало времени.

Мелисса неспешно поднялась, откупорила пивную банку, повертела в руках и поставила обратно на стол. Вновь посмотрела на часы и сказала:

– Пойдём, милый. Времени действительно почти не осталось.

Не оглядываясь, она двинулась к бунгало, вошла и присела на плетёный стул у окна.

– Раздевайся, – велел, переступив порог, капитан. – Что расселась?

– Конечно, милый. Ты тоже раздевайся.

Мелисса поднялась, сбросила с себя платье, освободилась от бюстгальтера и осталась в кружевных трусиках. Капитан Уильямс, отдуваясь, стягивал едва сходящиеся на брюхе шорты. Справился с ними, наконец, отбросил в сторону и ошарашенно уставился на целящий ему в грудь чёрный зрачок ствола.

– Т-ты что? – запинаясь, спросил капитан. – Ч-что за ш-шутки?

– Никаких шуток, дерьмо, – сказала Мелисса. – Молись.

Капитан, с ужасом глядя на неё, застыл на месте. Он, казалось, окаменел.

– Господин Уильямс, – раздался зычный, слегка насмешливый голос за спиной.

Капитан охнул и, прикрыв руками стыд, обернулся через плечо. В дверях, небрежно привалившись к косяку, стоял усатый здоровяк в костюме при галстуке. Другой, тоже в костюме, но без усов, ухмылялся капитану в лицо.

– Вы арестованы.

Ленни Уильямс побагровел, глаза у него налились кровью, едкий удушливый запах пота обдал Мелиссу, заставив её отшатнуться.

– Вы кто? – выдавил из себя капитан и внезапно икнул. – Н-на каком основании? В-вы знаете, кто я?

Усатый здоровяк отвалился от дверного косяка и сунул руку в карман.

– Знаем, – сказал он спокойно. – Ты – вонючая продажная тварь. Это я тебе неофициально. А теперь будьте любезны, одевайтесь, господин Уильямс. Кто мы и на каких основаниях, вы узнаете чуть позже. Вы что-то хотели сказать ему, коллега? – обернулся усатый к Мелиссе.

Она упрятала револьвер в сумочку, в два широких шага покрыла разделяющее её с Уильямсом расстояние, смаху влепила пощёчину. Брезгливо утёрла ладонь об оконную штору и принялась одеваться.

– Вы в порядке, коллега? – Безусый здоровяк защёлкнул на запястьях капитана Уильямса наручники и толкнул его к дверям.

Мелисса благодарно кивнула и в следующий момент почувствовала, что её сейчас вытошнит.

– Идите, – выдавила она.

Безусый коротко поклонился и вслед за арестованным и напарником вышел из бунгало наружу. Мелисса метнулась в ванную, захлопнула за собой дверь. Тяжело дыша, привалилась к ней спиной, усилием воли поборола спазм.

– Гадина, – сказала Мелисса вслух и заплакала. – Сволочь, паскуда, дрянь.

Она отдышалась, утёрла глаза, привела себя в порядок перед зеркалом. Торжества почему-то не было. Были лишь гадливость и разочарование, будто собиралась раздавить жирного мучного червя, но тот уполз, и теперь его раздавят другие. Боже, сколько раз она мечтала о том, как этот похотливый кабан бросится на ствол, и тогда она в порядке самообороны при свидетелях отстрелит ему яйца. Бросился бы покойный Стилет. Мог бы броситься Карлик. Этот даже не подумал – он струсил.